Валентин Бадрак - Офицерский гамбит

Первая их встреча носила как бы протокольный характер; они вежливо обменялись некими малозначимыми заявлениями о намерениях. Андрей Андреевич был прохладно вежлив, хотя и коробил порой вычурными фразами. И все же уже после первой встречи у Алексея Сергеевича почему-то возникло ощущение, что Андрей Андреевич принципиально иной человек, несхожий с теми, кого он встречал до этого. Он уловил в Мишине совершенно несвойственные нынешним политикам и чиновникам черты, которые, как кости дистрофика, выпирали из его натуры чудовищным противоречием. Алексею Сергеевичу показалось, что жизнь Мишина по обязательным правилам политического фатовства несколько тяготит его. Нет, вся мишура была при нем: часы «Ролекс», телефон «Верту», до тошнотворного блеска натертый «мерседес», длинноногая, когтистая секретарша, поющая глубоким томным голосом заученные телефонные ответы. Мишин не отвергал принятые его кругом фетиши. И не мог играть вне правил, иначе тотчас оказался бы на обочине.

Сначала Артеменко принял это поведение за чистое позерство. Но, рассматривая Мишина через мощные линзы своего аналитического микроскопа, Алексей Сергеевич увидел, что этот человек до конца не принимал душой поверхностные символы мирского успеха. Аксессуары были важны для обрамления образа, но они давно не вызывали у него эмоций. Покорно, с едва проскальзывающим притворством следовал этот человек установленным стереотипам успешной, зубастой и на редкость деловой акулы, но… Алексей Сергеевич каким-то тонким чутьем уловил, что испорченная экология политикума ему чужда. И это открытие ему очень понравилось, оно сулило иные перспективы. Артеменко и раньше осознавал, что воздух политических тусовок слишком засорен, чтобы какая-нибудь мало-мальски неординарная личность чувствовала себя там комфортно. Там, в политическом террариуме, все привыкли играть. А вот Мишин не слишком желал играть, стремился быть более естественным. Он как бы балансировал между желанием оставаться собой и необходимостью носить множество нелицеприятных масок, вызывающих протест внутренней природы. Но обладал ли Мишин качествами крупной личности, было неясно. Депутат не показался ему человеком-автоматом, у него не включались механически модели зафиксированных действий, как у подавляющего большинства представителей власти. И возвращаясь домой, Артеменко даже подумал, что за дорогой английской материей безупречного костюма этого человека, возможно, скрывается мечущаяся и гораздо более многослойная душа, чем можно было предположить в начале знакомства. Но мыслим ли такой дикий, неестественный симбиоз?! Алексей Сергеевич был не на шутку заинтригован: если ответ окажется положительным, то этот Мишин может оказаться для него золотой жилой. Конечно, сам он постарался сформировать у собеседника интерес к себе и к дальнейшему общению.

Еще перед первым походом Алексей Сергеевич тщательно прошерстил поисковые системы Интернета и кое-что выяснил. Оказалось, Андрей Андреевич, будучи историком по образованию, опубликовал несколько любопытных статей. Статьи касались связи исторического прошлого Украины с самоидентификацией нынешнего обитателя страны. Одна из них посвящалась влиянию советского периода на будущее Украины, другая – проблемам формирования национальной идеи, а еще одна – политическим борцам за украинскую идентичность. Хотя статьи были написаны живым, в чем-то даже оригинальным языком, он не смог искренне проникнуться ими и лишь скользнул по поверхности, чтобы уловить суть. На первый раз ему было достаточно зацепки, на глубинную суть взглядов депутата не было ни времени, ни желания. Во время знакомства Алексей Сергеевич не преминул аккуратно затронуть эту тему, сообщив для верности пару специально выхваченных деталей из этих статей. Когда он заметил, как вспыхнули глаза Мишина, то тут же добавил, что прочитал статьи с большим интересом и, более того… Тут он сделал короткую паузу и опять бросил короткий взгляд на автора – тот был тронут, очевидно, мало кто начинал знакомство с подобного виража. Вот оно, его уязвимое место и одновременно лазейка к его душе, мелькнуло в голове у Артеменко. Тут-то Алексей Сергеевич искренне пожалел, что не вчитался в статьи, потому что теперь ему оставалось лишь красиво свернуть с темы. Он заметил, что изложение некоторых взглядов оказалось бы интересным и, безусловно, полезным для российского читателя. Он же как человек, легко отворяющий двери во многие российские редакции, готов попробовать опубликовать там, скажем, несколько сокращенную версию одного-двух материалов. Какова цель? Развитие дискуссии, разумеется. Чем люди больше знают друг о друге, тем они лучше… Тут настойчиво зазвонил сотовый телефон депутата, и он, извинившись, взял со стола блестящее чудо техники. Артеменко поразился чистейшему украинскому языку Мишина. Чтобы облегчить возобновление разговора, Алексей Сергеевич удостоил собеседника громоздким комплиментом, в ответ на который тот лишь прищурился. Разумеется, если у Андрея Андреевича слишком загруженный график, он может… – тут Алексей Сергеевич с деланым смущением поперхнулся, – самостоятельно адаптировать материалы. Ничего не меняя по сути, просто осуществляя подгонку под специфику и формат избранного российского издания. Мишин не смутился, хотя явно был польщен. Он не ответил внятно, отделавшись стандартным обещанием подумать, но Алексей Сергеевич полагал, что он близко подошел к распознанию скрытой сути этого человека. Кроме того, правило обмена ведь никто не отменял, и, сделай он услугу народному избраннику, глядишь, тот в ответ и поделится какой-нибудь важной мыслью или информацией.

Алексей Сергеевич хорошо знал, что для серьезных деловых людей вторая встреча является ключевой; правда, если во время первой не сформировать интерес к своей персоне, то вторая может и вовсе не состояться. Потому ко второму заходу на специфический аэродром Мишина полковник Артеменко подготовился основательно. Теперь он пребывал в уверенности, что Мишин представляет для него совершенно определенную ценность. И как носитель информации, и как носитель идей. Второе, как полагал Артеменко, может быть, даже важнее, если иметь в виду собственные сомнения в своей миссии. А что, если человек, подобный Мишину, даст ему действенную подсказку для решения самой острой для него проблемы – как жить, не нанося вреда своей исторической родине и не ломая свое устойчивое положение в социуме.

Мишин, этот выходец из индустриальных кардиналов Центральной Украины, являлся представителем власти, так или иначе участвующим в разработке и принятии решений государственного масштаба. Потому, собираясь организовать вторую встречу, Алексей Сергеевич сформировал целый арсенал совершенно конкретных предложений. Теперь он уже основательно проштудировал статьи Мишина, несколько сократив одну из них до того объема, который мог бы пристроить в Москве. Хотя некоторые взгляды Мишина показались ему слишком радикальными для поддержки, он полагал, что сумеет благодаря своим медийным связям сблизиться с ним. В конце концов, сегодня нужна зацепка, из которой завтра может вырасти некое подобие дружбы. Он также выдумал вполне пристойную инициативу организовать на условиях паритетного финансирования общественные обсуждения в различных аудиториях возможностей сближения позиций России и Украины, между которыми уже давно сформировалась прослойка холода. Он хотел предложить различные области сотрудничества, но, в первую очередь, что-нибудь на поприще культуры, где можно было опереться, как он полагал, на общие историю и мировосприятие, сходный менталитет, одинаковое ощущение литературы и искусства. К удивлению Алексея Сергеевича, после изложения всех позиций до того вполне вежливо слушавший и утвердительно кивавший головой Мишин вдруг неожиданно зашипел змеей и разразился жаркой тирадой, в которой было поровну гнева и горечи.