Валентин Бадрак - Офицерский гамбит

Они быстро, как будто спеша, расстались, и Артеменко видел, как долго и суетливо вел себя Круг у машины, как ерзал, усаживаясь, точно примеряясь к месту, а потом еще несколько раз его массивное тело вздрагивало, не удовлетворяясь положением, и, наконец, тяжелая дверка машины с густо тонированным стеклом гулко захлопнулась, водитель резко, хотя и без визга, тронулся, и куратор умчался. А Алексей Сергеевич, охваченный противоречивыми мыслями, еще долго размышлял над сложившейся ситуацией. Он чувствовал, как стал изменяться. Нет, его, как и раньше, захватывала работа, и уж если он за что-то брался, то исполнял с максимально возможным результатом. То есть красиво и не оставляя следов. Ему по-прежнему нравилось готовить политические баталии, импонировало добывать важнейшую информацию или, наоборот, получать несколько чрезвычайных тезисов, доводить их до вулканического газетного или журнального текста и затем при помощи денег или связей вживлять в информационную систему. Потом он не без улыбки наблюдал, как уже на следующий день кое-кто волчком крутился, думая, как отреагировать, как парировать атаку, еще более болезненную, чем осатанелый укол отточенной шпагой. Но это была внешняя часть дела, и чем глубже он заглядывал внутрь, чем больше постигал суть задач, тем больше видел грязи и мерзости. Его работа, сверху ювелирная, утонченная, чистая, оказывалась только оптической иллюзией, за которой можно было найти горы смрада, свалку гниющих отходов. И хотя он еще справлялся, это беспокоило его все больше.

Что ж, повесив замок на дверь в Европу, Россия должна решить еще немало вопросов. И вопрос военно-морской базы как возможности надолго закрепиться на занятой территории, разумеется, будет оставаться одним из ключевых. А Лужков, и Миронов, и десятки крикунов и подстрекателей калибром помельче давно предвосхищали желание босса. Кто-то просто пристально следил за первыми лицами и старательно подпевал в унисон. Кого-то в самом деле просили. Настало время больно кусаться, вот они и полезли с обнаженными клыками. Вообще, уже давно выстроилась длинная очередь желающих порычать, а если получится, и ухватить хищнически ослабевшего противника.

Артеменко не слишком удивлялся активности парламентариев, это их святая обязанность подыгрывать в любой игре, особенно когда речь заходит о любимых геополитических игрушках Путина. Путин все еще оставался лицом России, хотя на смену ему уже пришел новый президент с очень русской фамилией. Но он знал, что Пугина по-прежнему в коридорах Кремля опасливым шепотом называли боссом, тогда как нового президента ободряюще ласкательно – Димой. Разрыв между премьер-министром и новым президентом оставался столь явным, что об этом даже прямо писали некоторые газеты. Ну и что? Все ведь хорошо помнили, что именно Путин активизировал внешнюю политику державы, поставил ее на новую ступень агрессивности; и именно ему адресовали картинные филиппики жаждущие бессмертия рьяные строители новой империи. Именно Путин вручил европейским визави черную метку, с неожиданной решительностью включил семафор на железной дороге на Киев. И потому именно на него, как на будущего хозяина империи, безропотно равнялись растущие отряды штурмовиков-буклетистов, клепающих под заказ имперские речевки.

В это время колоритно, яростно, живо стали обсуждать и второй, более жгучий, паленый сценарий развития событий. Раскол Украины. Строго выписанные условия уж давно перестали храниться за семью печатями: с ними после позиционного успеха в Бухаресте ознакомили и украинское руководство. Первым публично их озвучил благоухающий и удивительно прогнозируемый Константин Затулин, которого журналисты уже успели прозвать гипертоническим. Затаенная наглость и грозный максимализм утилитарно оформленных в сжатые формулы суждений заместителя председателя комитета по делам СНГ Государственной Думы России никого не поразили – слишком многие видели в нем неисправимого сноба. Он же оставался верен себе, невозмутим и универсален, а изложил требования так легко и виртуозно, что со стороны могло показаться, будто бы это его собственные мысли. Но кремлевским хозяевам Затулин явно нравился. Его выпуклые клише, раскрашенные фразы стали первой креативно оформленной афишей с ультиматумом соседней стране. Или-или… Если, то… Это не могло не нравиться. Или дружба, или война! Или покоритесь, или будете преданы анафеме! Если не будет, как мы указываем, будет раскол государства! Но Затулин не только нарисовал афишу, он осуществил разметку на карте. Как в школьном учебнике, где пунктиром нанесены направления атак и крестиками отмечены места сражений. И все после его выступления, точно после освящения пути, стали двигаться по красным стрелкам.

Удивительнее всего для Артеменко оказалось то, что и сам он уже не мог избежать участия в публичной войне. Он неожиданно открыл для себя, что стал почти публичным лицом – одним из представителей орды руководителей фондов, институтов, социологических служб, экспертных организаций, делающих прогнозы. Ему велели петь в хоре, и он безропотно пел. Хотя поймал себя на мысли, что если бы представился случай отказаться, он бы с удовольствием взялся возделывать иное поле. Но пришлось лично организовывать несколько публичных мероприятий в виде дискуссий и практикумов, где он с каменно-тусклым лицом выдавал те же затулинской закваски прогнозы, только изложенные другими словами, упакованные в иные рамки. Он, пугаясь собственного, глухо звучащего голоса, вещал о том, что главными друзьями в Украине являются русские и русскоязычные, интересы которых Россия будет отстаивать при любых сценариях. Артеменко смело развил тему потенциально отторгаемых территорий. «Если мы говорим, что Крым и Севастополь – это все, что нас интересует в Украине, то тогда в Днепропетровске, Луганске, Харькове, в Донецке русскоязычное население имеет полное право спросить нас: «А что же будет с нами? Почему Россию интересуют только Крым и Севастополь?» – эта фраза руководителя фонда «Россия-2050» вызвала ропот у одних и бурю негодования у других. У Артеменко возникло ощущение, что он уже не просто в маске, но натянул латы и опустил забрало на металлическом шлеме. Он полагал, что после таких слов его не пустят в Киев. И даже имел тайную надежду на это. Но куда там! К своей персоне, напротив, он ощутил больше внимания и уважения. Эти заявления лишь открыли ему возможность общаться на одном уровне с украинскими депутатами и крупными промышленниками.

Наконец, на пресс-конференции в Москве Артеменко заявил, что позиция Украины может спровоцировать международный кризис к концу 2009 года. А прогнозы, будто Россия захватит Украину и балтийские государства, а в 2012 году вторгнется в Польшу, делаются специально, и за ними стоит американское руководство, которое только и ждет случая, чтобы спровоцировать вооруженный конфликт между РФ и Украиной.