Валентин Бадрак - Офицерский гамбит

Игорь Николаевич вместе с отцом выехал на рыбалку в одно из самых прелестных мест на всей планете – туда, где одна великая река принимает другую. Полковник Дидусь, которому неведома была ностальгия по Парижу, чуждо тайное влечение к резным ландшафтам Калифорнии, претила экзотика не только какого-нибудь пляжа Гавайских островов, но даже средиземноморского побережья, искренне считал устье Роси одним из нежнейших чудес света. Тут, в самом центре Украины, в месте слияния неба и воды, стоял неизбывный, неистребимый, здоровый запах резвящейся рыбы, природной свежести и первозданного спокойствия. Когда же утреннее, торжественное, в розовом свете солнце поднималось и начинало заигрывать с водной гладью, появлялись хитрые блики, тактильные и трепетные, а вместе с ними умилительная дрожь перемигивающейся со светилом воды Роси и Днепра, ликующих пред наступающим новым днем, пред вечным праздником бытия и власти жизни, света. И от этого живого контакта земли, огня и воды рябило в глазах, происходило короткое замыкание сознания, на время исчезали все мысли о земном, оставляя лишь бушующее, каруселью вертящееся ощущение полного освобождения и счастья.

Вначале отец был молчалив, наслаждаясь близостью старшего сына, сильного и могущественного даже в призрачной картине умиротворенной природы. Он лишь поглядывал искоса на него, осторожно, чтобы не спугнуть любопытным взглядом, скользил по камуфляжу, зачехленному тесаку на поясе, неизменной офицерской портупее да высоким рыбацким сапогам – единственной сугубо гражданской части его одеяния. Но и сам он был одет точно так же, в привезенную Игорем Николаевичем военную одежду, впрочем, удобную в неприхотливом быту, особенно на охоте или рыбалке. И если бы кто-то мог взглянуть на них обоих издали, то, верно, принял бы за двойников или братьев-близнецов, потому что и позы, и жесты, и неторопливые движения были абсолютно одинаковыми. Лишь приблизившись вплотную, можно было понять, что один из них уже немного сгорблен притяжением земли, что несметные лучи в уголках впавших, высушенных временем глаз и глубокие борозды от носа к подбородку выдают в нем формирующегося старика, еще подвижного, по-военному подтянутого, но проседающего под тяжелым бременем времени.

– А что, Игорек, – осторожно нарушил тишину раннего утра отец, щурясь на восходящее солнце и по привычке называя сына как в детстве, с ласковым суффиксом, – хорошо у нас, правда?

– Ой, батя, рай… – прошептал Игорь Николаевич, с удовольствием вдыхая воздух полной грудью и чуть отводя в сторону в порыве наслаждения левую, не занятую удочкой руку, – настоящий рай. Вот сколько рек видел, а такого особого запаха воды и острого запаха травы на лугу нигде, как на Роси, не встречал.

– А тишина?

– Да, и тишина тоже. Вот в горах на Кавказе тоже бывает тишина, как будто мир застыл. Но там она зловещая, смертоносная, холодная для души. Там мир замирает, как снежный барс перед прыжком. А у нас тут спокойная, ничем не нарушаемая тишина. Без подвоха. Райская… Потому что знаешь, что и через минуту, и через час ничто ее не потревожит, разве что крик рыбака или всплеск рыбины…

Игорь Николаевич, стоявший в двух метрах от отца, пристально посмотрел куда-то вдаль, словно оценивая границы этого радостного, безмятежного пространства.

– А покосим завтра? Я-то к твоему приезду и косы отбил, наточил.

– Непременно покосим, батя. Это мои самые счастливые минуты.

– Эх, жаль, что внук Антоша не приехал, вот его-то надо приобщать к такому. Так нет же, лагерь…

– Ты не обижайся на него, ему важнее сейчас со сверстниками побыть, у него самый важный период в жизни начался, когда внутри формируется мужчина. И порой надо не мешать пробуждению мужчины…

Сын сказал это со знанием дела, уверенно и заботливо, и лицо деда при разговоре о внуке просветлело, засияло гордостью. Вдруг его удочка резко кивнула к воде, непроизвольно и загадочно дернулась, но он резво отреагировал, мастерски поддел ее вверх и стал быстро крутить катушку с леской.

– Ого, кажись, подсел на крючок малец, – прошептал он с азартом.

– Да, хорошо ведет, только ты осторожно тяни, – поддержал отца Игорь Николаевич, застыв в напряженном ожидании и, как в детстве, приоткрыв рот в порыве переживаний.

– Ну да, ты еще поучи меня, как рыбу ловить, – съязвил Николай Арсеньевич, осторожно ведя довольно сильную и, верно, крупную рыбу, которая бесилась и неистово рвалась с приближением к берегу. И вдруг, когда в нескольких метрах от берега уже можно было увидеть пузыри воды у массивной головы рыбины, а Игорь Николаевич готовился подхватить ее огромным сачком, жажда жизни у божьей твари взяла верх, и она, метнувшись изо всех сил, соскочила с крючка. А затем, показав незадачливым рыбакам свой чешуйчатый хвост, хлестко ударив им по воде, как бы грозя и гневаясь, скрылась в непроглядной мути возмущенной борьбой воды.

– Ах ты ж гадина, твою мать, – не выдержал, ругнулся в сердцах разочарованный рыбак, – килограмма три с половиной, а то и больше. Судачище днепровский забрел, по-моему.

– А мне кажется, что короп, уж больно чешуей блеснул, как будто горсть монет в глаза бросил, – сказал Игорь Николаевич, по привычке называя карпа по-местному коропом. А затем задумчиво добавил: – А вообще, лихо ушел, отчаянно. Вырвал жизнь свою у нас… Уважаю таких…

Но, поглядев на ужаленного неудачей старика, Игорь Николаевич подошел к отцу и ласково потрепал его по плечу. Ему стало в это мгновение невыразимо жаль отца, и подумалось вдруг, что вот так, незаметно, ненавязчиво и происходит смена поколений. Только теперь он обратил внимание, как заметно постарел, осунулся и покосился его батя, еще некогда грозный и авторитетный начальник, важный в своих блестящих полковничьих погонах, с детства вызывавших у Игоря трепет.

– Да что ты, батя, нам же главное пообщаться, получить заряд эмоций, плеснуть в кровь адреналинчику. Так что в этом смысле рыбе надо спасибо сказать – раззадорила нас.

– Да ну тебя, – с досадой отмахнулся Николай Арсеньевич, принимая неудачу на свой счет, – старею просто, вот все и валится из рук, а тут еще под руку…

– Э-э, ты глупости брось говорить, вот закончу эту бездарную войну, будем мы с тобой рыбачить ой-ой-ой…

А сам подумал, что закончить войну ему можно, только получив высокую должность, замкомдива или комдива например. Протиснуться между генеральскими отпрысками и преданными псами конкретных матерых личностей, забаррикадировавшихся в штабах, очень уж непросто. Ну или уйти на пенсию – выслуги-то уже на двух офицеров хватит. И Игорь Николаевич глубоко вздохнул, выдав себя отцу. Тот угадал ход мыслей сына, сам бывал в его шкуре не однажды и потому переживал победы и поражения вместе с сыном. Да и разве можно было на рыбалке без главных разговоров, оба это слишком хорошо понимали.