Валентин Бадрак - Родом из ВДВ

Пока в обязанности новоявленному комбату вменялось неукоснительное соблюдение нейтралитета и обеспечение безопасности россиян. Правда, от внимания Дидуся не ускользнуло, что миротворчество очень быстро переросло в откровенную помощь абхазцам. Первоначальное наступление воинственных грузинских гвардейцев на полторы сотни километров в глубь Абхазии – от пограничной реки Ингури до Сухуми – обеспечило им позиционные преимущества. Обескураженные местные жители, вооруженные лишь стрелковым оружием, сумели организовать сопротивление только в Агудзере, да еще с неделю отчаянно гремели перестрелки в Сухуми. Затем же они тихо ушли из города за реку Гумиста, оставив непредвзятому критику возможность утверждать, что они с самого начала ждали помощь от российского солдата. Российский солдат, в самом деле, подоспел вовремя. Молодой отчаянный воин в тельняшке живо и не без запальчивости ткнул тяжелым сапогом в наглую морду наступающим, самочинно обозначив себя миротворцем с необъятными полномочиями и интересами. Эта сила вызвала временное оцепенение у двух остальных участников конфликта. Но все понимали, что этим конфликт не закончится, ибо присутствовала некая незавершенность до того времени, пока самый сильный игрок определится с дальнейшей судьбой остальных. Разумеется, самым сильным был бравый, дерзкий, готовый лезть напролом, все тот же российский солдат. Но и для него, как оказалось, существовала неприятная заковырка. Время молодых демократий порождало новую, еще неведомую завоевателю-солдату геополитическую реальность. Действующий с прямолинейной активностью автомата старший лейтенант Дидусь лишь благодаря развитой интуиции догадывался, что эта заковырка таит гораздо больше омутов и подводных камней, чем могло показаться на первый взгляд. Он осторожно начал вычислять их, словно замаскированный командный пункт, который следует обнаружить и уничтожить. Что-то подсказывало ему, что наступают тяжелые, неоднозначные времена.

Началось с того, что первые дни бурной деятельности полка закончились тягостным, отвратительным затишьем. Оно не убаюкивало, а напротив, заставляло сжаться, сложиться в томительном ожидании взрыва. Батальоны окопались вокруг объектов, глубоко врылись в землю, но от этого магнетизм обстановки только вырос, как если бы над ними висели тучи, которые с каждым днем все больше и больше наполняются свинцовой тяжестью. Где-то, когда-то должен наступить предел. В один из таких угнетающих дней, когда вечер уже готов опуститься на полевое расположение батальона, в палатку комбата с нетерпеливой поспешностью ворвался посыльный от дежурного связиста. Нервно теребя руками ремень автомата, он сообщил, что командир полка срочно требует связаться с ним по недавно восстановленной телефонной линии. Когда через несколько минут Игорь позвонил Пименову, тот, даже не осведомившись о текущих делах, пробасил ему, чтобы он оставался у телефона для разговора с начальником штаба дивизии. Игорь, не поверив своим ушам, произнес механическое «Есть» и остался один на один с короткими гудками. Буквально через минуту телефон опять затрещал. Игорь сделал, как ему велели: сам поднял трубку и коротко представился:

– Командир первого батальона старший лейтенант Дидусь.

– Вечер добрый, комбат. Тебя предупредили о важности разговора? – строго спросил Игоря зычный металлический голос, звучащий столь фантастично близко, как будто собеседник находился в другой комнате. Игоря удивило, что начальник штаба не представился. Хотя это и казалось противоестественным, он списал все на индивидуальные привычки высокого начальства.

– Так точно, – ответил он звонко, на всякий случай не прибавляя «товарищ полковник».

– Есть очень деликатное, безотлагательное и тихое дело. – Голос проскрипел так, как будто железом скребли по железу, и затем умолк. Игорь смешался. Он не знал, что ему делать, сказать что-либо в трубку или молча ожидать дальнейших указаний.

– Тебе хорошо меня слышно? – проявился наконец голос.

– Так точно.

– Так вот. Сегодня ночью придет человек с небольшой группой людей. Его зовут Умар. Он сошлется на наш разговор, имен никаких называть не станет… И тебе не нужно этого делать… Дашь ему оружия… Все, что попросит… И боеприпасов… Все понял?!

В голосе проскальзывало нетерпение и безоговорочность распоряжения.

– Так точно.

– Тогда выполняй. По выполнению доложить своему командиру полка. О том, что задача вышестоящего начальника выполнена.

– Есть! – воскликнул Игорь и похолодел.

Как же это он отдаст штатное оружие?! С чем сам останется?! А как заполнить ротные книги выдачи оружия?! Ведь если что не так, можно угодить под суд, это ж номерное оружие! Но и выхода другого нет, кроме как подчиниться. Если, конечно, он намерен вообще продвигаться по службе. А может быть, в силу вступили какие-то законы военного времени, о существовании которых он не подозревает? «Одним словом, надо идти на риск», – исполненный мрачной решимости, сказал Дидусь сам себе. Он понимал, что гигантская ответственность легла на его плечи.

Почти сразу же после первой ночной смены караула, получившего специальное распоряжение, к расположению батальона на нескольких автомобилях подкатила группа каких-то темных личностей. Одеты они были по-разному: несколько человек были и в новеньких камуфляжах, тогда как другие – в обвисшей, потрепанной и грязной гражданской одежде. В них без труда угадывались лица кавказской национальности, с присущими горцам самомнением и излишним апломбом. Игорь велел провести к себе их предводителя, а затем направил посыльного к командирам рот с приказом находиться у своих ружейных комнат.

Через несколько минут в палатку комбата втиснулся крепкий бородач. Задернув полог, он с прищуром уставился на Игоря, привыкая к свету керосиновых ламп.

– Прошу, – комбат поспешил предложить гостю место за столом, а сам уселся напротив. Игорь сознательно не представился и не протянул руку незнакомцу, решив вести себя сугубо по-деловому, как инструктировал начальник штаб дивизии.

– Я – Умар, – выдохнул пришелец тихо, но внятно, с акцентом, свойственным детям Кавказа.

В тусклом свете двух керосиновых ламп, подвешенных с обоих концов стола, Игорь вполне мог рассмотреть своего собеседника. Умар оказался молодым мужчиной, который, несмотря на свою совершенно черную густую поросль на лице, выглядел лишь немного старше по возрасту самого Игоря. Он не был здоровяком, но в его жилистой энергичной фигуре угадывались решимость и удаль. Прямой заостренный орлиный нос вместе с наклоном головы вперед придавал ему воинственность. В какие-то моменты разговора в речи горца чувствовалась надменность. В желтом свете чадящих ламп его кожа казалась пергаментной, и только мелкие капельки пота на лбу свидетельствовали, что это живой человек, а не восковой манекен. Одет он был в полевую камуфляжную форму, правда несколько иного покроя и с другим цветовым рисунком, а под подчеркнуто вольно расстегнутой летней курткой виднелась футболка цвета хаки. На голове у него плотно сидела кепка, опять-таки совсем не такая, как у десантников; ее, скорее, можно было принять за охотничью. На принадлежность к касте воинов указывали прежде всего глаза. Маленькие и бесконечно черные, невозмутимо-угрюмые, как бездонные провалы Кавказских гор, отдающие перламутровым блеском, они испепеляли пространство, распространяя энергию непримиримости и разрушения. Это был взгляд недавно проснувшегося тигра, и Игорю показалось, что гость избегает смотреть ему в глаза, чтобы не выдать раньше времени свою звериную натуру.