Игорь Болгарин - Чужая луна

— Карош, карош!

Генерал пониже опустил часы. Турок молниеносно оценил их и тут же торопливо спрятал в карман. После чего привязал к веревке холщевую сумку с вареным мясом и выпустил ее из рук. Сумка с мясом повисла в воздухе.

— Что? И это все? — удивленно спросил генерал.

— Кароши миясо! Кароши!

— Не-ет! Мы так не договаривались! — свирепо гаркнул генерал.

Турок понял, что покупатель недоволен и сейчас придется возвращать часы.

— Кароши миясо! — торопливо отталкиваясь от борта «Твери», выкрикнул турок. Затем он схватил весла и заработал ими что есть силы. Лодка стала удаляться.

Генерал не сразу понял, что турок просто решил его обмануть. А когда понял, стал торопливо шарить по карманам в поисках револьвера. Но он налегке вышел из каюты и, конечно же, не предполагал, что ему понадобится оружие.

Слащёв понял затруднение генерала. Он вынул свой револьвер и выстрелил.

Пуля не задела турка. Она лишь пробила днище, и в отверстие тонким фонтаном полилась вода.

Испуганный турок еще сильнее стал налегать на весла. Одно весло не выдержало и с громким хрустом сломалось. Но перепуганный беглец, уже ничего не соображая, стал с удвоенной силой грести одним веслом. И лодка, выписывая дугу, начала вновь приближаться к «Твери».

Когда до парохода оставалось совсем близко, турок понял, что произошло. Он поднял голову и увидел стоящих вверху над собой людей. Среди них он заметил генерала, у которого пытался украсть часы, рядом с ним стоял еще один военный и держал в руках револьвер.

Понимая, что он проиграл, и что речь сейчас уже идет не о часах, а о его жизни, турок тонким голосом закричал:

— Русика карашо! Миясо карашо! Доллар — нэт! Не карашо!

Что хотел сказать турок, никто не понял.

Но он уже принял свою судьбу и стал одним веслом покорно подгребать к борту «Твери». Схватился за все еще висящую за бортом холщевую сумку, торопливо вынул из кармана генеральские часы и положил их в сумку. Спросил:

— Так карашо?

Ему не ответили.

Оттолкнувшись веслом от борта корабля, он на прощание снова выкрикнул:

— Кароши миясо! Тавай-тавай!

А вокруг и возле «Твери» и других кораблей продолжалась шумная торговля, и этого мелкого происшествия, вероятно, никто не заметил.

Врангель с борта крейсера с молчаливым любопытством наблюдал за этим грабительским торжищем. Подойдя к нему, Кутепов сказал:

— Ярмарка! Поистине, Ирбитская ярмарка, Петр Николаевич!

— Непотребство! — в ответ сердито отозвался Врангель. — Это надо бы прекратить. Вон англичане в свои бинокли на нас уставились. Потешаются. Мы выглядим папуасами.

Кутепов тоже нахмурился.

— Я бы понял вас, ваше превосходительство, если бы французы исполнили свой долг и, как и было оговорено, обеспечили людей пропитанием, — сухо сказал он. — Пока я не заметил никаких телодвижений в эту сторону. Ладно, здоровые люди хоть что-то съестное выменяют. А каково раненым? Ни еды, ни лекарств! Трое умерли уже здесь.

Врангель молча выслушал этот упрек и понял, что Кутепов прав.

— Я не смогу вот так сразу, даже с помощью оружия, остановить эту торговлю — оправдываясь, продолжал Кутепов.

— Распорядитесь, пусть подготовят мой катер, — не вступая в дальнейший разговор, коротко приказал Врангель и вернулся в каюту, чтобы надеть свой парадный мундир.

И уже через несколько минут он в сопровождении Михаила Уварова направился к причалам европейской части Константинополя, где ошвартовался «Вальдек Руссо».

Адмирал Дюмениль и месье Сорбье встретили Врангеля радушно. Находившийся под впечатлением справедливого упрека Кутепова, Врангель не смог сдержать свой гнев. Он на ходу, еще по пути в кают-компанию, выложил адмиралу все, что он думает о союзниках. Упомянул и о голоде, и о страданиях оставленных без медицинской помощи больных и раненых.

Адмирал не торопился оправдываться. Он проводил Врангеля в кают-компанию, усадил в кресло.

— Кофе, чай? — спросил он. — Круасаны?

— Ничего, — холодно сказал Врангель. — Я — не в гости, извините. Я хочу получить ответ на единственный вопрос: что происходит? Еще чернила не высохли под договором о вашей помощи. Где она?

— Ваше превосходительство, о чем бы вы хотели получить ответ в первую очередь? Вероятнее всего, о раненых и больных? — тихо и ласково заговорил адмирал, и даже в переводе месье Сорбье звучали эти мягкие, успокаивающие интонации.

— Да, пожалуйста!

— Хочу вам доложить, мой генерал, что небольшое недоразумение с ранеными уже улажено. И поверьте мне, нашей вины, то есть вины Франции, в этом нет.

Врангель слушал, не поднимая головы.

— Мы заранее договорились, что большинство раненых и больных будут размещены в турецких госпиталях и больницах. Причина, надеюсь, вам понятна? Мы содержим здесь, в Турции, довольно скромный армейский контингент и, если возникает какая-то необходимость, довольствуемся своими скромными лазаретами. Тяжело больных тут же отправляем на родину. С вашими людьми — иное дело. У вас речь идет не о десяти, и даже не о ста человеках. Их что-то около трех тысяч. Я не ошибаюсь?

— Приблизительно, — все так же угрюмо согласился Врангель.

— Разместить сразу такое количество раненых и больных даже в таком большом городе, как Константинополь, совсем не просто. Понадобилось время. Как мне недавно сообщили, госпитали и больницы подготовлены. И сейчас, в это самое время, два турецких парохода с медиками на борту, размещают ваших больных и раненых по лечебным учреждениям. Надеюсь, такой ответ вас удовлетворит?

— Благодарю вас, — Врангель с трудом сменял гнев на милость. — А что с продовольствием?

— К вечеру наши интенданты доставят на суда сухой паек. Пока — на три дня, — сказал адмирал. — Надеюсь, к этому времени будут улажены все формальности, и начнем размещать вашу армию на заранее определенные места.

— И последнее. Пожалуйста, распорядитесь пополнить на судах запасы питьевой воды, — попросил Врангель.

— Да, конечно! Приказ об этом отдан еще вчера.

Собственно, конфликт на этом был исчерпан. Врангель, вернув лицу выражение благорасположенности, попрощался с хозяином «Вальдека Руссо».

Было немного за полдень, возвращаться на крейсер еще не хотелось и он решил прогуляться по одной из самых нарядных улиц города — Истикляль, и заодно навестить своего давнего знакомого, российского посла в Турции Нератова. Он до сих пор не навестил Врангеля, хотя, конечно, был извещен о прибытии в Константинополь русской эскадры. Это так не было на него похоже.

Они неторопливо шли по улице, блистающей витринами цветочых магазинов, вывесками кофеен, отелей и банков. Не в пример Таврии и даже Крыму, здесь еще не сильно ощущалось наступление осени. И все же к пряным дымам жареного на мангалах мяса уже примешивался горьковато-печальный дымок сжигаемых в парках и садах облетающих листьев.