Михель Гавен - Заговор адмирала

— Я знаю, Ральф. А у меня нет такого приказа, — ответил Скорцени сдержанно, но скулы на лице напряглись, шрамы стали заметнее. — У меня нет приказа стрелять по своим, — повторил он веско. — Поэтому я доложу бригадефюреру Вейзенмайеру, что вы отказались подписать отречение от власти. А я исчерпал все средства воздействия на вас, разрешенные мне на данный момент. Пусть дальше бригадефюрер решает и действует сам. В конце концов это ничего не меняет. Салаши уже объявил по радио о своем приходе к власти и объявил, что он ваш преемник. Попытки мятежа в армии подавлены, ситуация полностью под нашим контролем. Политическая ситуация в Венгрии изменилась бесповоротно. Подпишите вы бумагу или нет — роли не играет. Над Венгрией установлен германский протекторат, наши вооруженные силы полностью держат страну под контролем, власть принадлежит нашему ставленнику Салаши и рейхсуполномоченному бригадефюреру Вейзенмайеру.

— То есть Венгрия полностью оккупирована рейхом, — Хорти грустно кивнул головой. — Она захвачена и подавлена, так как не захотела покориться.

— Это неуместная лирика, адмирал, — прервал его Скорцени. — Обо всех этих нюансах вы будете думать на досуге в замке Хиршберг, там у вас будет предостаточно времени. Меня не интересует будущее, пока. Меня интересует только то, что происходит сейчас.

— Будущее рождается из настоящего, — многозначительно заметил Хорти. — Каково настоящее, таково будет и будущее, это неразрывная связь.

— У нас нет времени на философские диспуты. Цилле, бригадефюрер прислал машины? — Скорцени повернулся к своему помощнику.

— Так точно, оберштурмбаннфюрер, — доложил тот. — Стоят у Венских ворот.

— Распорядитесь, чтобы подъехали к замку, — приказал Скорцени.

— Слушаюсь.

— Собирайтесь, ваше высокопревосходительство, — Скорцени снова обратился к Хорти. — Вас с семьей отвезут на вокзал, а оттуда на специальном поезде мы доставим вас в Баварию, где передадим охране замка Хиршберг. Путешествие будет недолгим. Займет всего лишь несколько часов. Есть приказ пропускать поезд беспрепятственно. Так что вы не очень утомитесь. Ральф, — он повернулся к адъютанту Шелленберга. — Надеюсь, мы всё ещё можем доверять друг другу. Ты же не допустишь, чтобы семейство Хорти отправилось в Баварию без внуков? Их нужно доставить к поезду из посольства Ватикана. Прикажи своим людям.

— Я выполняю приказы рейхсфюрера, а не Кальтенбруннера или Вейзенмайера, и не твои, как ты понимаешь, — строго ответил Ральф. — У меня прямая связь. Я запрошу Берлин. Если мне подтвердят, детей привезут быстро.

— Сколько тебе понадобится времени? — Скорцени нахмурился, разговор с Фелькерзамом не понравился ему, он свидетельствовал о явном расколе внутри элиты СС. Этого никак нельзя было допустить, учитывая, насколько большевики уже приблизились к границам рейха и насколько ещё они приблизятся, вступив в Венгрию.

— Хорошо, мы подождем, — ему ничего не оставалось, как согласиться.

— Ты собираешься отправить адмирала в Хиршберг, вот так, без подписи? — Науйокс показал на ультиматум фюрера, лежащий на рабочем столе Хорти. — Вейзенмайер будет недоволен. Он доложит Кальтенбруннеру, а тот побежит к фюреру.

— Мне плевать на Вейзенмайера, — Скорцени поморщился. — Да и на Кальтенбруннера тоже. Они получили то, что хотели. Салаши у власти, от лица Венгрии он подтвердил, что останется союзником рейха и что будет биться за его интересы до последней капли крови. Что им ещё надо? Всё случилось так, как они планировали. А то, что у Салаши нет никаких полномочий, кого это сейчас волнует? И что это меняет? В конце концов, если Кальтенбруннер побоится доложить фюреру о том, что ультиматум не был подписан, ты нарисуешь ему подпись адмирала в своей лаборатории. Тебе же не впервой.

— Это верно, — Науйокс вздохнул. — В самом деле, нам-то какая разница.

— Я хочу, чтобы граф Эстерхази и секретарь Амбрози поехали со мной, — неожиданно потребовал адмирал. — Оставаться в Венгрии в сложившихся обстоятельствах для них опасно.

— Вы ещё считаете возможным диктовать мне условия? — Скорцени вскинул бровь. — Это любопытно, — но тут же согласился. — Хорошо. Насчет названных вами лиц у меня нет никаких распоряжений, забирайте их с собой, с семьями, я ничего не имею против. Собирайтесь, собирайтесь. Вам больше ничего не угрожает. Всё кончилось. Вы сейчас спокойно отправитесь на вокзал, а затем в Хиршберг. Я уверен, рейхсфюрер даст добро, и Ральф привезет на вокзал детей, — кивнув Хорти и его супруге, Скорцени подошел к окну.

Маренн всё также сидела на скамье, мундир был расстегнут, под разорванным, окровавленным рукавом белела повязка, которую наложила Илона, на плечи Маренн Раух набросил свою штурм-куртку. Она наклонилась вперед и осматривала тело убитого епископа, которого Раух перевернул, видимо, по её просьбе. Ветер шевелил её длинные темные волосы, выбившиеся из пышного узла на затылке.

— Посмотри здесь, — приказал Скорцени Науйоксу, — и чтобы без фокусов, — предупредил он.

Затем быстро вышел из залы и спустился по старинной каменной лестнице на площадь.

— Он умер сразу, от сильного удара о землю. Бог послал ему легкую смерть. Чтобы не мучился, как мы.

Накрыв тело епископа пятнистым куском камуфляжного брезента, который принесли немецкие солдаты, графиня Дьюлаи поднялась. Губы её дрожали, она с трудом сдерживала слезы.

— Да, так и есть, — согласилась Маренн. — Жаль, — она вздохнула. — Его доброе слово и верное служение могли бы поддержать его паству во время испытаний, которые им предстоят, дать им утешение и надежду.

— Есть ли она, надежда? — Илона села рядом с ней на скамью, безвольно уронив руки на колени. — Мне кажется, Бог забыл о нас. Что нас ждет?

— Надежда всегда есть, — ответила Маренн. — Пока есть вера в добро, готовность биться за него, значит, есть и надежда, маленький белый цветок среди моря зла. Ведь ваш свекор не захотел сегодня подписать ультиматум. Это действительно ничего не решает сейчас. Но будет много значить в будущем. Для Венгрии, для вашей семьи. А оно обязательно наступит, это будущее — время, движение истории нельзя остановить. И мы увидим, как всё изменится. Надо только пережить испытания, которые нам выпали сейчас. Пережить достойно. Ваш свекор подал пример. Нам остается только ему последовать.

— Если бы не вы, он был бы мертв, — тихо заметила Илона. — Когда он говорил с оберштурмбаннфюрером Скорцени, я вдруг почувствовала, как он был одинок все последние дни, — призналась она. — Один против такой мощи, всей мощи рейха.

— На стороне добра никогда не будешь одинок, надо только проявить стойкость, — ответила Маренн уверенно. — Если бы этого не сделала я, это сделал кто-то другой, вот Фриц, например, — она указала взглядом на Рауха. — Мне показалось, он был готов поступить также. Правда? — спросила она адъютанта Скорцени, тот кивнул. — Или барон Ральф фон Фелькерзам. И неважно, кто в каком мундире. Здесь уже не о том речь. В таких ситуациях человек проявляет себя, кто он есть, забыв о мундирах, бумагах, обо всех формальностях.