Игорь Никулин - День Независимости. Часть 1

Оперативники сумели вскоре задержать одного из стрелков. Им оказался нигде не работающий Максимов Олег Петрович, 1974 года рождения, активный член ленинской преступной группировки.

Максимова опознают свидетели. Он выдает тайник с оружием, но клянется, что работал в одиночку. Однако, баллистики доказывают: извлеченные из головы убитого пули выпущены из другого пистолета.

Спустя время, на пульт оператору «02» поступает анонимный звонок, и с чердака «стоквартирного» дома по ул. Свердлова, неподалеку от места преступления, изымается пистолет «ТТ», чей калибр идентичен калибру извлеченных пуль. На рукоятке и ствольной раме сохранились четкие отпечатки пальцев.

По ним и вышли на Михаила Козырева. Оперативная группа немедленно выехала на задержание, но Козырева дома не оказалось, а мать его пояснила: сын несколько дней как пропал.

На квартире оставили засаду, но Козырев так и не появился, и ее спустя месяц пришлось снять в виду полной не перспективности.

Беглеца выставили в Федеральный розыск, и до сегодняшнего дня безрезультатно.

Что касается задержанного Максимова, ему не резон выдавать подельника. Убийство и так сопряжено с отягчающими обстоятельствами. Вину берет на себя. Неделю назад был осужден областным судом и приговорен к восьми годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима.

В настоящий момент находится в следственном изоляторе, ожидая этапа…

— Могу я на вечер забрать дело, под честное слово? — попросил Сажин милицейского генерала. — И, если не откажете, есть еще просьба. Есть смысл встретиться в СИЗО с Максимовым. Я в вашем городе человек новый, расположения не знаю… Хмуров размышлял недолго.

— Берите… под честное слово, — он дотянулся до пульта селектора. — Надежда Сергеевна, соедините меня с начальником следственного изолятора.

Динамик ответил долгими гудками, потом на противоположном конце провода подняли трубку.

— Синицын? — уточнил генерал, точно кто-то другой мог находиться в кабинете начальника режимного объекта и отвечать по телефону. — Узнал?.. Минут через сорок к тебе подъедет человек. Полковник ФСБ. Да… не перебивай. Предоставишь ему для допроса осужденного Максимова. Выдели сносные условия для работы. Уяснил? Действуй…

— А вам, Евгений Александрович, на сегодня дам дежурную машину. Не пешком же ходить, не зная города. Завтра с утра меня не будет, дело оставите в приемной секретарю. Приятно было познакомиться.

Откланявшись, полковник прихватил с собой папку и, покинув кабинет, посмотрел на часы. Шестнадцать ноль — ноль. День у него еще впереди…

Новосибирск. 1 мая 14 ч. 45 мин.

Уазик затормозил на досмотровой площадке, и позади прокатились на роликах окутанные колючей проволокой ворота.

Пройдя в административное здание, Сажин объяснил дежурному причину своего визита.

Созвонившись с начальством, дежурный получил инструкции и отправил с полковником сопровождающего — рыжего сержанта в наглухо застегнутом кителе и насаженой на волосатые уши фуражке, лениво поигрывавшего резиновой дубинкой.

Длинным коридором, вдоль которого тянулись двери камер, они прошли до зарешеченного тамбура и ждали, пока контролер, громыхая ключом на кольце-связке, отпирал замок.

Они поднялись выше; встревоженное эхо металось между решетчатых межэтажных перекрытий и билось о стальные прутья на окнах, вырываясь на волю — подальше от мрачных стен, ограждений и охранных вышек с маячившими автоматчиками.

Комната допросов выглядела как обычная камера. Стены с колючим набрызгом; свет просачивался сквозь решетку крохотного — под самым потолком — окна, и белым квадратом лежал на досчатом полу.

У окна пошарпанный письменный стол с непременными тюремными атрибутами: настольной лампой, стеклянным графином, наполовину заполненном водой и кнопкой тревожной сигнализации под столешницей.

Ближе к дверям стоял вмурованный в пол табурет. Далее, встроенная в стену железная клетка для особо нервного и не внушающего доверия контингента.

Солнце опускалось к горизонту, дневной свет скудел.

Сажин включил лампу, и, выжидая, пока выводной доставит осужденного Максимова, углубился в чтение уголовного дела.

Он рассматривал фотографии, запечатлевшие распростертое, плавающее в луже натекающей крови, мертвое тело; листал протоколы допросов, заинтересовавшись лишь одним, где молодая женщина, случайно ставшая свидетелем убийства, подробно описывала приметы киллеров… Не испугалась суда и следствия, возможных угроз, хотя даже мужики, фигурировавшие в деле, трусливо поджимали хвост и уходили в тень, боясь давать показания.

… С железным лязгом отворилась громоздкая дверь. На пороге возник бритоголовый мрачный мужчина с отрешенным взглядом человека, чье будущее печально предопределено. Ближайшие годы придется провести в отрыве от цивилизованного мира, под конвоем и захлебывающимся лаем рвущихся с привязи овчарок, смирившись с неписаными законами, которые ломают и не ему чета.

Покатые плечи его безвольно обвисли, а серый, выцветший свитер только усиливает чувство обреченности. Спортивные брюки пузырятся на коленях. На ногах вывалили матерчатые языки кроссовки, хлябающие при ходьбе: носить шнурки в СИЗО не положено.

Выводной впустил осужденного в клетку, запер замок и предупредил Сажина:

— Я буду в коридоре. Когда закончите, нажмите кнопку.

Входная дверь затворилась.

Максимов понуро стоял, уставившись в пол, словно крашенные половицы могли ответить: кому он еще понадобился, ведь суд позади, и допросы тоже…

— Осужденный Максимов Олег Петрович, десятого августа тысяча девятьсот семьдесят четвертого года рождения. Статья сто пятая, часть вторая, пункт «е». Приговорен к восьми годам лишения свободы. Начало срока 23 апреля 2000, окончание 22 апреля 2008 года.

— Можете сесть. — Холодно разрешил Сажин. — Меня вы не знаете. Я не следователь и не адвокат, так что не питайте на этот счет никаких иллюзий. Я — полковник ФСБ, и разговор с вами, Олег Петрович, пойдет не о вашем деле и ваших местных разборках, что меня меньше всего касается. Разговор поведем о вашем приятеле Михаиле Козыреве. Вы готовы отвечать на вопросы?

Максимов, ссутулившись, по-прежнему не отрывал глаз от пола. Он не шевелился, и, казалось, даже не дышал.

— Олег! Я приехал за две тысячи километров и потратил уйму времени не за тем, чтобы созерцать твое унылое обличье и играть в молчанку. Обманывать не буду. Помогая следствию, ты вряд ли облегчишь свое положение. Суд уже прошел. Но я могу послать соответствующие документы в администрацию колонии, где будешь наказание отбывать. Возможно, это как-то скрасит твое время пребывания, а может и освободиться по УДО.