Игорь Никулин - День Независимости. Часть 1

Оставался заключительный штрих — соединить проводки с механизмом часов и выставить таймер. Но это завтра. Надежность надежностью, а раз в год и незаряженное ружье стреляет.

Москва. 9 мая 11 ч. 08 мин.

Сажин любил День Победы — немногий из настоящих праздников, оставленных в наследство советской эпохой, который продолжала, несмотря ни на что, отмечать страна. Как ни загружен был делами, улучал время, чтобы прийти на Красную площадь и посмотреть торжественный марш.

Миновало то время, когда по брусчатке мимо Мавзолея, лязгая гусеницами, катили танки; тяжелые тягачи везли ракеты, и чеканили шаг ровные, как шоколадные дольки, коробки солдат. Армия демонстрировала мощь. Но не кому-то, бряцая оружием, а — в первую очередь — ветеранам войны: «Мы приняли вашу эстафету».

Финансовые неурядицы коснулись и парадов, и давно не слышно здесь танкового гула и завывания моторов тягачей. Масштабы празднества уменьшились до прохода колонн фронтовиков и духового оркестра…

Нынешняя дата была круглой, и Сажин не изменил себе. Солнечным днем стоял он в праздничной толпе, наблюдая за шеренгами фронтовиков, проходившими мимо турникета заграждения. Увешанные наградами старики в специально пошитой униформе умудрялись сохранить строй, и молодели, ощущая себя хоть на день в центре внимания всей России.

У Сажина подозрительно защипало в глазах; душа преисполнялась гордостью за шагающих в строю ветеранов. Им при жизни — каждому! — нужно памятник ставить.

Именно им выпало зимой сорок первого отстаивать Москву, а потом долгих четыре года, через лишения и смерть, гнать фашистов до самого их фашистского логова.

Именно они поднимали из руин страну; поднимали, когда самим не верилось, что на месте груд битого кирпича вновь появятся города, когда западные знатоки хором утверждали: порушенное не восстановить и за пятьдесят лет.

Они пахали, на долгие годы забыв о собственном благополучии, веря в то, что не им, так их детям и внукам придется жить в лучшие времена.

Их руками восстала Россия из пепла, стала той, какая есть…

Потом на их долю свалились сельхозмаразмы Никиты и сладкий — оглядываясь назад — застой времен Брежнева. Они сдюжили перестройку. Скрипели, но держались, испытывая на себе шоковую терапию Гайдара.

Сегодня они на самом дне, но не сдались и, маршируя по главной площади страны, словно еще раз напоминали о своем существовании.

… Запищал висевший на ремне пейджер. Сажин невольно отвлекся от нахлынувших мыслей. На экране высветилась короткая строчка:

«Вас срочно вызывает Первый».

Вздохнув, он полез из толпы, расталкивая, слыша за спиной недовольные шепотки и извиняясь.

— Сбываются наши самые худшие прогнозы, — сказал генерал Наумов.

Налив из графина воды, крупными глотками осушил стакан.

Сажин счел лучшим промолчать.

— Сорок минут назад, — продолжал, утолив жажду, начальник Департамента, — в Волгограде, на Мамаевом кургане произошел сильный взрыв. Известно, что взрывное устройство сработало во время торжественной церемонии. Имеются человеческие жертвы. Вам надлежит немедленно выехать на место, оценить обстановку и начать работу в связке с местными чекистами. Будем решать вопрос о направлении усиленной оперативной группы.

И напомнил:

— И сразу — не как в прошлый раз — выходите со мной на связь. Звоните в любое время суток. Отдых на неопределенное время отменяется…

Наумов связался с Управлением ФСБ по Волгоградской области, и Сажин был приятно удивлен, увидев в толпе встречающих высоко поднятую картонку с надписью: «тов. Сажин Е. А.», которую держал над головой спортивного склада парень в джинсовом костюме.

Подойдя к нему, Сажин представился.

— Шеф послал за вами, — изучив удостоверение, улыбнулся парень. — В областной администрации заседает чрезвычайный штаб, доставлю с ветерком.

Они вышли к припаркованной у обочины служебной «Волге». Водитель пролез за баранку, распахнул перед Сажиным дверцу.

— Сначала на место происшествия, — попросил полковник.

На совещание, где, как обычно, толкут в ступе воду и ищут виноватых, он всегда успеет. Необходимо самому оценить масштабы случившегося и сложить собственное мнение, а не полагаться на чье-то… Машина неслась по утопающим в зелени улицам. Сажин молча курил.

— Ничего святого у людей не осталось, — заговорил водитель, тормознув на светофоре.

— Что?.. — не понял Сажин, поворачивая голову.

— Святого, говорю, ничего нет. Надо же было… В такой день… фронтовиков…

— Вы были там?

Водитель нажал на сигнал, подгоняя не успевавших на зеленый свет прохожих:

— Не на самом Кургане, где рвануло… Мы с шефом подъехали минут через десять. Народ разбегается, в толчее давка. Сам не видел, но говорят, — он понизил голос, — многих побило. Кого затоптали, кого взрывной волной.

Впереди, над пышными кронами тополей, возвышалась скульптура Родины-Матери.

— Нас, пацанов, как воспитывали… — крутил руль водитель. — Хулиганишь? Хулигань. Но на Монументе ни-ни. Не дай тебе что-нибудь сломать или напакостить. Фантика от конфет бросить не смели… Нет, это не наши сделали… Годовщина, готовились загодя. Губернатор говорил, на областные нужды средств не хватало. Все, что могли, отдавали на ремонт. Оно же не вечное… Там подшамань, там привари там подкрась… Живут же… выродки. Будто в другом государстве росли.

Желтая эластичная лента преграждала дорогу; перед ней, в бронежилетах, с автоматами наперевес, стояли милиционеры. На тротуаре толпились, шушукали зеваки. Дальше проезда не было.

Сажин вылез из машины и направился к массивной лестнице, ведущей на Мамаев Курган.

Сержант с короткоствольным автоматом шагнул ему навстречу и предупреждающе поднял руку.

— Гражданин… — только и успел произнести он.

Сажин предъявил удостоверение, и когда сержант отошел, спросил:

— Это там произошло?

На верхнем лестничном марше виднелись уменьшенные расстояние фигуры. Работала оперативно-следственная группа.

— Так точно! — молодцевато отчеканил сержант и поправил фуражку с угнездившимся на высокой тулье двуглавым орлом.

Сажин пролез под огораживающей лентой и стал подниматься наверх.

Чем выше он поднимался, тем чаще попадались следы недавней паники и давки. На гранитных ступенях валялись вырванные с мясом пуговицы, порванные пакеты… Полковника поразило другое — рассыпанные и раздавленные каблуками красные гвоздики. Жуткий погост погибшим сегодня…

На марше у самой вершины, возле обрушенных барельефов, от которых мало что осталось, видимо, был эпицентр взрыва. Бесформенные обломки бетона, некогда бывшие скамьей, разбитые в щепы рейки… Воронка в граните с неровными паленными краями… Под ногами подсыхало в лучах солнца бурое месиво с темными сгустками.