Иван Падерин - Когда цветут камни

Миша улыбнулся. Ему нравилась привычка комбата говорить: «Мы с тобой». Обрадованный, он кинулся было за каской, биноклем и перчатками, но Корюков остановил его:

— Погоди, еще светло, — и, пригнувшись, зашагал по ходу сообщения в тылы батальона.

Там, в комбатовском блиндаже, его ждала старшина медицинской службы Надя Кольцова. Ждала не один час. Заслышав его шаги, она выбежала навстречу, а он будто и не заметил ее, пронесся мимо, не ответил на ее приветствие ни взглядом, ни кивком головы.

Дверь блиндажа захлопнулась перед Надей. Щеки ее вспыхнули.

Надя Кольцова была девушка хрупкая, белокурая, голубоглазая. В полку и дивизии ее знали как выносливую, ловкую и смелую санитарку. Много солдат и офицеров было обязано ей своей жизнью. И Максима Корюкова она спасла от неминуемой гибели.

Случилось это лютой зимой 1942 года. В одной из контратак на Мамаевом кургане Максим упал почти у самой вершины кургана. Надя пробралась к нему и попыталась подсунуть под его тело плащ-палатку. Как чугунный слиток, был тяжел обессилевший, истекающий кровью Максим. Кое-как, с невероятными усилиями перевалила его Надя на палатку и принялись изо всей силы тянуть ее до ближайшей воронки. Кругом свистели пули. Пока она его тащила, Корюков еще раз был ранен. Свалившись вместе с ним в воронку, Надя стала перевязывать ему раны, но у нее не хватило решимости выдернуть впившийся в бедро осколок. И что поразило ее: раненый, придя на минуту в сознание, своими руками помог ей выдернуть этот осколок.

За время войны много повидала Надя раненых бойцов и командиров. Один — стонет, другой — ругается, третий — плачет. А этот не проронил ни звука.

Помнил ли Максим Корюков, кто вынес его тогда с поля боя? Но Надя о нем не забыла. Бывает же так: не пострадавший проникается уважением к тому, кто спас его от смерти, а спасший — к пострадавшему. До сих пор Надя заботится о Максиме, а он и не замечает этого.

До форсирования Вислы Надя Кольцова оставалась в батальоне Корюкова, затем ее отозвали в санитарную роту полка. Но там она не могла работать спокойно. Необоримая сила тянула ее сюда, в батальон. Надя несколько раз просила откомандировать ее обратно, но ничего не добилась. И прошлой ночью она оттуда сбежала. Утром в батальон прибегал связной с приказанием начальника штаба полка: «Старшину медицинской службы Кольцову Н. откомандировать в саперный взвод». Зачем и почему в саперный, Надя не поняла. И прежде чем идти туда, решила поговорить с Корюковым, попросить оставить ее в своем батальоне.

В ожидании комбата она привычно подмела земляной пол блиндажа, расстелила на столе чистую газету, смахнула пыль со всех предметов, что попались ей на глаза, по-хозяйски навела порядок на полочке, хотела прислониться щекой к подушке Корюкова, да раздумала, словно стесняясь стен пустого блиндажа.

А он пробежал мимо, даже не взглянув на нее…

Преодолев охватившую ее робость, Надя вернулась в блиндаж.

— Я к вам, товарищ капитан, с личной просьбой.

— Погоди, Надя, — отрывисто ответил Корюков.

Он с головой ушел в чтение карты. Перед ним — передний край противника с пулеметными точками, с минными полями, проволочными заграждениями в шесть колов, с «сюрпризами» и ловушками, через которые ему предстоит вести батальон. Сегодня ему удалось обнаружить гнезда с подземными ходами сообщения. Что это за гнезда и какова их огневая мощь, неизвестно.

Присев на край топчана и глядя в спину комбата, склонившегося над картой, Надя то прислушивалась к ударам своего сердца, то щелкала пряжкой санитарной сумки, то снова пыталась заговорить. А он все молчал и молчал. Медленно тянулось время…

Вошел ординарец Миша.

— Товарищ капитан, у бинокля выбит правый глаз…

И он тут же умолк. Знал: когда капитан наносит обстановку на карту, тогда ничего не слышит и не видит.

— Надя… Простите, товарищ старшина, здравствуйте, — как бы спохватившись, прошептал Миша, повернувшись к Наде. — Смотрите, пуля раздробила стекло в бинокле и вышла как раз в бровь. Смотрите, — он приложил бинокль к глазам. — Вот, собака, метко бьет.

Надя закрыла глаза:

— Страшно…

А Корюков, склонившись над картой, уже забыл конечно, что это за ним гонялась смерть.

Миша поставил перед ним фронтовой светильник сделанный из стреляной гильзы снаряда.

— Начальник штаба и замполит встретились со иной и говорят: скажи комбату — пришло пополнение, земляки есть…

— Вот как, уже пополнение! Значит, скоро будем прощаться с этим блиндажом, — отозвался Корюков, оторвавшись от карты.

И тут Надя попросила оставить ее в батальоне хоть рядовой санитаркой, хоть подносчиком патронов… Корюков посмотрел на нее как-то непонятно и ответил совсем не то, что она ждала от него услышать:

— В каждом наступлении могут быть неожиданности. Прорвем, обязательно прорвем, если не здесь, то у левого соседа. И мы в тот прорыв ринемся… Так или не так, а?

— Не знаю, — чуть растерявшись, ответила Надя.

— Вам виднее, — сказал ординарец Миша; он чувствовал, что комбат думает только о прорыве.

В блиндаж вошел подполковник Верба. Он будто знал, что именно в этот час Максим Корюков, готовя карту и схему визуальной разведки, нуждается в совете старшего товарища. Максиму удалось заметить перед передним краем своего батальона какие-то новые сооружения противника. Но как об этом докладывать, когда в руках нет никаких доказательств? «Докладывай, что твердо знаешь, а догадки держи в голове» — таков закон армейского командира на фронте. Но вот пришел политработник, маленький, щуплый человек, от которого Корюков не скрывал своих дум. Подвинув карту к Вербе, он как бы сказал этим: вот о чем я думаю сейчас. Верба, всмотревшись в расположение вопросительных знаков, расставленных на карте, спросил:

— Сам обнаружил или разведчики?

— Только сейчас вернулся из боевого охранения, — ответил Корюков.

— Ясно. — И Верба сию же минуту позвонил командиру полка в штаб. Оттуда ответили, что командир полка выехал с начартом за Вислу. — Жалко, но ничего… Едем в штаб дивизии…

Командир дивизии, подстриженный по-солдатски полковник Вагин, выслушав Корюкова, позвонил в штаб армии, но ни командующий, ни начальник штаба армии не ответили — «выехали на Военный совет фронта».

— Едем к генералу Скосареву, — предложил Вагин. — Он здесь, на плацдарме, на КП командарма.

— Разрешите сбегать в тылы батальона, сменить шинель и валенки?

— Некогда, едем. Сделает замечание — приму на себя…

Верба проводил их до тыла дивизии и вернулся в полк. Полковник не пригласил его, да и сам Верба не очень стремился быть у генерала Скосарева: встреча с ним на переправе оставила у него в душе горький осадок.