Иван Падерин - Когда цветут камни

— Неужели это ты, Отто? — не веря своим глазам, воскликнула жена Россбаха и кинулась к нему: — Ох, Отто, Отто, в доме большое горе! Не входи туда.

Но Россбах вошел. Окна были завешены, пахло паленым, во всех комнатах царил хаос, под ноги попадались толовые шашки: кто-то готовился взорвать дом. В столовой лежал уже почерневший труп Оскара, старшего брата Россбаха, сотрудника департамента информации.

— Он не успел уехать, русские танки вернули его с переезда, — проговорила дочь, — он хотел взорвать дом, но мы не дали. Он всех нас обозвал предателями. Сказал, что мы не понимаем, какая трагедия потрясла Германию, и застрелился…

Отто Россбах молчал. У него побледнели мочки ушей.

— От Эриха что-нибудь есть? — наконец спросил он о сыне.

— Эрих в Берлине, — ответила дочь.

— И старик там же?

— Нет, дедушка в подвале… — И она заплакала.

Россбах спустился в подвал. Здесь еще оставался запах продуктов: мясные консервы, сушеная рыба, стеклянные банки с ягодами и маринованными фруктами, кульки кофе, ящики макарон. А посреди подвала под балкой висел отец. Он вытянул носки, будто стараясь нащупать опору.

Кто же вышиб из-под ног отца эту опору? Конечно, Оскар. Это его рук дело… Вот о какой трагедии он говорил перед смертью. Да, это трагедия. Шок.

— Трагедия, шок, трагедия, шок… — повторял шепотом Россбах.

Сюда донеслись голоса людей, собравшихся перед домом.

На лестнице Россбаха встретил его бывший батрак, косолапый Вольф. Еще до войны с Россией Россбах подозревал его в сочувствии коммунистам. Сейчас Вольф вошел в дом и заговорил с Россбахом так, будто между ними никогда не было разногласий. Россбах догадался: Вольф теперь смотрит на него как на человека, который сознательно перешел на сторону Советской Армии и, стало быть, примирился с коммунистической доктриной.

— Выйди, Отто, на улицу и расскажи людям правду о Красной Армии, — требовательно попросил Вольф.

Россбах поднял отяжелевшую голову, невидящим взглядом посмотрел на потолок и направился к выходу.

Перед домом собралось много людей. В сгущавшейся темноте Россбах распознал лица соседей. Они так же, как и Россбах, еще не успели прийти в себя.

Лишь беззаботный пивовар Митке повторял все тот же вопрос:

— Русские люди — честные?.. Я угощал советских солдат и офицеров пивом. Они здорово платят. В долг не требуют, только за наличные. Не изменят ли они теперь политику?

Отто Россбах посмотрел на него косо. Вот наивный человек. И неторопливо ответил:

— Не изменят. Политика у них всегда одна…

В ожидании Максима Василий между делом спустился в подвал к писарям штаба, которые считали его своим другом. От них он узнал, что Верба отправил Россбаха домой.

— Непонятно, что за причина, — проговорил один из писарей.

— Не знаю. Замполиту видней, — с деланным спокойствием сказал Василий. Чувствуя, что бледность заливает его лицо, он пожаловался на головную боль. Ему в самом деле стало душно. В этих «друзьях» он теперь не нуждался. Они мешали ему хладнокровно оценить случившееся.

Не задерживаясь больше у писарей, поднялся в комнату, приготовленную для Максима. Здесь, в одиночестве, он чувствовал себя собранней и сильней. Мысли его работали лихорадочно. «Почему Верба так неожиданно отправил Россбаха домой? Допустим, Россбах выдал меня замполиту, и замполит поверил. Теперь начнутся допросы. Как и чем доказать, что это клевета?.. Верба поверил… Эти комиссары теперь, кажется, готовы больше поверить немцам-перебежчикам, чем русскому человеку. Неужели и Максим поверит? Да, может быть, уже поверил. Поэтому и не идет. Того и гляди, пришлет автоматчиков или явится самолично со следователем, начнет выпытывать, пустит в ход свои чугунные кулаки. Искалечит. А отцу напишет — не стерпел, своей рукой расправился с родным братом, как с изменником Родины… Патриот с верблюжьим сердцем!.. А отец? Пожалеет младшего сына и осудит старшего? Если бы отец был здесь! Да нет, отец еще круче… Что мне делать? Что?»

И Василий вдруг представил себе с необычайной ясностью, как стоит пред судом военного трибунала. Вот его ведут на виселицу. Вот уже захлестнулась на шее петля, и сначала потемнело, потом позеленело в глазах. Почему позеленело? Это сосновые ветки качаются перед окном. Но почему он чувствует боль под затылком? Почему воротник гимнастерки прикипел к шее, как раскаленный железный обруч, и жжет, смертельно жжет кожу?

Василий ощупал шею, расстегнул воротник, посмотрел на ладони — не в крови ли они? Что за помрачение? Кожа на шее не повреждена, ладони чистые. «Нет, не так я уж глуп, чтобы покорно совать свою голову в петлю. У них пока нет прямых доказательств. Что значат слова какого-то подвернувшегося немца? Все это так. Но сидеть и ждать полного разоблачения — верх безумия. Самый опасный в полку следователь — Максим. Надо бежать из полка… Но куда? Скрываться среди немцев здесь, в Восточной Германии, опасно — предадут проклятые педанты. Появится приказ — доносить о всех подозрительных лицах в комендатуру, и они лоб разобьют, но выполнят каждый пункт до последней буквы…

Прорваться к Власову… Но где он теперь? Видно, на запад держит путь, он заблаговременно запасался картами горных районов Италии, Испании, посылал туда своих квартирьеров еще в прошлом году, налаживая связь с агентами английской и американской разведок. Конечно, после взятия Берлина советское командование прикажет найти Власова во что бы то ни стало. Власова могут выдать советскому командованию союзные войска — англичане и американцы… Да и не прорвешься сейчас к нему: кругом масса войск, можно погибнуть от случайной пули… Зачем преждевременно рисковать жизнью?… Пусть ведут следствие, собирают факты, а тем временем можно найти верный ход и спастись».

Василий распахнул окно. Увидев, что вдоль улицы идет небольшая группа пленных, он криво усмехнулся: «Кто их ведет? Ленька Прудников. Ведет пленных, и автомат за плечами. Они что-то говорят ему, он улыбается… Политик сопливый… Куда он ведет их? К санитарной повозке. Ах, вот в чем дело. Надька их там ждет. Есть такой приказ о медицинском обслуживании пленных. Ну ладно, пусть побольше соберется зевак, в я покажу, как их надо обслуживать… Пусть по всему полку пойдет молва — Василий Корюков не забыл партизанские замашки, расправляется с фашистами по законам народных мстителей: что есть под рукой, тем и бьет… Это заставит замполита задуматься, он усомнится — правду ли ему сказал Россбах».

— Прудников, откуда эти? — спросил выбежавший комендант штаба.

— Не знаю. Капитан Лисицын их где-то взял.

— Куда ведешь их?

— Приказано в политотдел. Они вроде добровольно к нам перешли…