Евгений Жидилов - Мы отстаивали Севастополь

Краснофлотцы смотрят на пехотинцев с жалостью и обидой.

— Что же вы, братва, решили корму фашисту показать? — слышится из нашей колонны.

— Не дождались вас, морячки, — отзывается пожилой пехотинец. — Не удержаться нам было. Видишь, гонится за нами, гад, и по земле и по воздуху. Танков у [44] него прорва. А нам и остановить нечем: пушки вот есть, хорошие пушки, а снаряды все вышли.

— У нас и того и другого хватит, — успокаивают моряки. — Остановим!

— Давайте, братки. А нам приказано спешить в крепость. Придержите немца хоть малость, пока мы пушки развернем на новых позициях. А там уж мы ему дадим прикурить!

Навстречу нам все идут и идут тягачи с орудиями, автомашины, смертельно усталые люди. Командование оттягивает с фронта части, измотанные и обескровленные долгими непрерывными боями.

Я смотрю на своих краснофлотцев. Они прибавили шагу. Крепко сжимают в руках винтовки. Глаза со злостью устремлены на север. Надо остановить врага. Это сейчас понимают все.

Лицом к лицу

Встретиться с врагом нам пришлось раньше, чем мы предполагали.

Пятый батальон подходил к намеченной позиции у селения Аджи-Атман. Было около семи часов вечера. Командир капитан Дьячков хорошо организовал марш батальона. Моряки шли стройной походной колонной, выставив со всех сторон боевое охранение. Впереди двигался разведывательный взвод. Разведчики первыми заметили колонну вражеских бронемашин. Командир взвода Попов, доложив Дьячкову о появлении противника, приказал подчиненным приготовиться к бою. Моряки залегли возле дороги.

— Вот они, гады! — крикнул старшина 2-й статьи Парфенов. — А ну, братцы, встретим их по-черноморски!

В головную машину полетели гранаты. Вражеский броневик остановился, хотя мотор его выл на полных оборотах. Распахнулся люк, из него выскочили шесть гитлеровцев. Меткие пули настигли их на бегу. Остальные машины противника попятились, огрызаясь из пулеметов.

А справа уже доносилась артиллерийская стрельба. Это вступила в бой 76-миллиметровая батарея батальона. Удар ее тоже застал противника врасплох. Завидя около десятка вражеских машин, командир батареи Иванов развернул орудия, расчеты огневых взводов уже готовы [45] были открыть огонь, но Иванов команды не подавал, а лишь тихо предупреждал:

— Точнее наводить, точнее наводить!.. Первое орудие — по первой машине, второе — по второй, третье — по третьей, четвертое — по четвертой...

Сгущались сумерки. Вражеские машины на кровавом фоне заката казались черными и оттого еще более зловещими. Молодые артиллеристы начинали нервничать:

— Пора бы уже...

Но командир твердил свое:

— Точнее наводить!

Иванов правильно рассчитал, что батарея, расположенная в низине, сейчас скрыта от глаз противника, и хотел подпустить вражеские машины как можно ближе.

— Огонь!

Дружно ударили орудия. А через мгновение послышался треск разрывов. Три бронемашины были подбиты. Остальные развернулись на обратный курс и скрылись за высотой.

Разведка бригады донесла, что вражеская автоколонна из трехсот машин с пехотой изменила путь своего движения. Минуя оседланные нами и нашими соседями дороги, она, по-видимому, попытается обойти нас справа и прорваться на Евпаторию и Саки. Об этом я немедленно доношу в штаб войск Крыма. Заодно высказываю соображение, что уже сейчас целесообразно как можно быстрее занять шоссе, ведущее из Евпатории в Симферополь.

Пока же мы продолжаем выполнять полученный ранее приказ. Подразделения прямо с марша начинают окапываться. На помощь строительных батальонов полагаться теперь нечего: когда они еще подойдут, да и подойдут ли вообще, а ждать мы не можем — враг рядом.

В батальонах только и разговоров, что о сегодняшнем бое. Впервые мы столкнулись с фашистами лицом к лицу. И увидели, что не так страшен черт, как его малюют.

Оборонительные работы скоро пришлось прервать. Из Симферополя поступает приказ. В нем говорится, что противник уже движется вдоль побережья на Саки. Нашей бригаде предписывается к утру 30 октября, то есть завтра же, занять новый рубеж: Тюмень — Старый Карагут — Темеш и задержать там противника. Прикидываю [46] по карте расстояние до нового района. Сорок километров! Если идти без отдыха, и то еле-еле за восемь часов преодолеем такой путь. А люди ведь только что отшагали полсотни километров.

Ехлаков из себя выходит:

— Черт знает что такое! Такие рокировки только на шахматной доске легко делать. Командир, пусти меня в Симферополь. Разругаюсь с этими штабниками на чем свет стоит, но докажу...

Я не перебиваю его. Пусть побушует, пока никто из подчиненных не слышит. Вызываю Илларионова, велю разрабатывать новый план. Ему и его помощникам опять не спать всю ночь. Но ни один мускул не дрогнул на утомленном лице начштаба. Есть приказ — значит, нужно выполнить.

Комиссар все еще что-то бормочет. Но вот он склонился над картой, тщательно изучает ее.

— Перебродило? — спрашиваю.

— Что ж поделаешь. Знать, им там, наверху, виднее.

В час ночи командиры батальонов получают приказ на новый марш и разъезжаются по своим подразделениям. Мы с Ехлаковым тоже едем в батальоны: я — в третий, он — в пятый.

Третий батальон занимает центральный участок нашего района обороны. Здесь проходит дорога, ведущая от Перекопа на Симферополь, по которой сейчас отходят части Приморской и 51-й армий. Войска бесконечным потоком движутся по успевшей просохнуть дороге. Пыль вздымается к ночному небу. Она скрипит на зубах, забивает нос и рот. Дышать трудно еще и потому, что к дорожной пыли примешивается дым: поблизости горят подожженные немцами скирды. Командира батальона Мальцева и комиссара Модина я разыскал на переднем крае. Они стоят у шоссе и контролируют движение. На батальон возложена ответственная задача — пропустить наши отходящие части и отсечь преследующие их войска противника. На северо-западе слышны недалекие взрывы, пулеметные очереди. В черное небо взлетают ракеты — белые, зеленые, красные.

— Это разведывательные группы немцев копошатся, — поясняет Мальцев, — а основные силы противника отдыхают. Недавно их автоматчики и сюда норовили [47] проникнуть. Но наш минометчик Смешко так угостил их, что только половина успела ноги унести.

— Федор! — кричит Мальцев в темноту. — Иди-ка сюда.

Перед нами вырастает кряжистый парень в лихо приплюснутой бескозырке «блинчиком». Свет от пылающей скирды падает на его лицо — широкое, круглое, с хитроватым прищуром глаз.

— Старшина первой статьи Смешко! — с достоинством представляется он мне, отдавая честь с четкостью бывалого служаки.

— Ну, расскажите, товарищ Смешко, как вы с фашистами расправляетесь?