Евгений Жидилов - Мы отстаивали Севастополь

Мы получаем посылки, подарки. К нам приезжают делегации из всех республик. У нас побывали гости из Азербайджана, Грузии, Сибири. Обошли весь передний край, посмотрели, как живут моряки.

Моряков до слез трогают подарки с Большой земли. Пусть они скромные. В ящичке, на котором выведен короткий адрес: «Севастополь, герою-бойцу», — одеколон, кусочек мыла, носовой платочек, письмо. Это прислала неизвестная работница или колхозница. Моряк ни разу не видел ее и, возможно, никогда не встретит. Но он бережно, как величайшую ценность, берет эти нехитрые вещицы, и у него от нахлынувших чувств дрожат руки, ни разу не дрогнувшие в бою. Долго, долго он будет хранить этот подарок, а помнить о нем будет всегда.

Побывали у нас артисты московской эстрады Исаенкова, Юровецкий, Гениев. Их выступления в землянках и на лесных полянках у переднего края, случалось, прерывались очередным огневым налетом противника. Вынужденные «антракты» нисколько не сбавляли обаяния концертов. Наоборот, еще дороже становилось нам наше советское искусство, смело шагающее вместе с нами по дорогам войны.

Большая земля! Величайший смысл вмещали севастопольцы в эти два слова. Большая земля — это Родина, наши города и села, заводы и колхозы, природа родной земли, матери и отцы, жены и невесты, миллионы людей, за счастье, за жизнь которых мы ведем бой.

Меня вызвали в Севастополь. Давно уже не был я в городе. А перемены здесь огромные. Много развалин. Зияют проемами выбитых окон обгоревшие стены. Наш выкрашенный под крокодила длинный «ЗИС» с трудом проезжает среди груд щебня. Но город живет. Весело [147] перезваниваются вагоны трамвая. Трамвайные пути все время разрушаются бомбежками, но севастопольцы терпеливо восстанавливают их, и вновь бегут по рельсам неутомимые вагоны, утверждая своим беспокойным звоном: жив Севастополь! На улицах много людей. Прослышав о затишье на фронте, в город возвращаются многие из эвакуации. Их не могут испугать ни обстрелы, ни бомбежки. В нескольких километрах от фронта дышит и трудится наш советский город, и тепло его дыхания постоянно согревает воинов в промерзших окопах.

Передний край отдыха не знает

В сводках сообщается одно и то же: у нас на фронте особенных изменений не произошло. Действительно, серьезных перемен у нас нет. Но фронт есть фронт. Дни и ночи заполнены событиями — мелкими и покрупнее.

Длинные зимние ночи нам на руку. Они помогают вести разведку, скрытно от противника совершенствовать оборону, планомерно учиться, чаще менять личный состав на переднем крае, давая бойцам отдых.

У противника тоже часто производится смена солдат на переднем крае. Моряки научились распознавать этот момент. На огневой точке противника пулемет вдруг начинает стрелять как-то иначе.

— Не ту дробь выбивает, — определяют наши краснофлотцы. — «Почерк» не тот. Видно, пулеметчик сменился. Значит, новый урок надо задать фрицам.

На эти «уроки» матросы неистощимы.

Однажды меня встревожил шум на переднем крае: стрельба, взрывы. Наблюдатели доложили, что в районе пятого батальона видят большое пламя, искры. Связываюсь с капитаном Подчашинским. Тот смеется:

— Мы небольшой фейерверк организовали для немцев.

— Что еще за трюки?

— Так, шутка одна, весьма полезная: немцы после нее неделю дрожать будут.

Придумал все командир роты старший лейтенант Оглы Алиев. Под его руководством матросы снарядили железную бочку порохом, обвязали бикфордовым шнуром да еще бензином облили, подожгли и пустили с самой вершины телеграфной горы. Объятая пламенем бочка с [148] грохотом и шипением покатилась к переднему краю, к окопам противника. Немцы в панике открыли бешеную, беспорядочную пальбу. А страшный огневой ком все несся на них и у самых окопов взорвался с оглушительным грохотом. Исполинские огневые языки взметнулись к черному небу. Перепуганные немцы со всех ног бросились из передних траншей и до утра строчили из автоматов и пулеметов по месту взрыва, усиленно освещали его ракетами.

Переполох в стане противника матросы наблюдали с восторгом. Но это было не только веселое развлечение. Разведчики, артиллеристы, минометчики получили точные сведения о расположении огневых точек противника.

Впрочем, у нас было организовано и настоящее культурное обслуживание переднего края. По инициативе начальника политотдела. Ищенко создали музыкальное трио. В него вошли: баянист, флейтист и скрипач. По расписанию, составленному Ищенко, они приходили в окопы и начинали концерт. Стрельба на время прекращалась. Слушали концерт и немцы. Музыка великого композитора-гуманиста Людвига ван Бетховена, их соотечественника, которую по заданию начполитотдела разучили наши музыканты, не могла не затронуть даже огрубевшего сердцем гитлеровского солдата. Но как только концерт заканчивался, первыми открывали огонь немцы и посылали свои пули именно в то место, откуда только что лилась эта дивная музыка. Музыканты наши, зная повадки врага, по окончании концерта тотчас же уходили в укрытие.

— И что они так злятся на нас? — недоумевает баянист. — Мы их развлекаем, а они вместо благодарности норовят нам пулю в лоб.

— Известно почему, — поясняет присутствующий тут комиссар пятого батальона старший политрук Шапиро, — они злятся, что не удается им занять Севастополь. Сидят они голодные, в холоде, и им не до музыки. А у нас вдруг Бетховен звучит.

— А тут еще из Феодосии и Керчи их поджимают наши, — добавляет скрипач.

— Пусть злятся, — протирая очки, заключает Шапиро, — а мы подготовим что-нибудь еще и из «Девятой симфонии» Бетховена. [149]

Пятый батальон занимает центральное положение на участке обороны бригады. Он запирает выход в долину реки Черной. Во время декабрьского штурма фашисты рассчитывали ворваться в эту долину как раз в этом пункте.

Командир пятого батальона капитан Константин Иванович Подчашинский, бывший пограничник, хорошо организовал оборону. Не только человек, но и осторожный зверь не сможет здесь пройти незамеченным. Вся местность перед передним краем минирована, в кустах и в камышовых зарослях расставлены ежи и рогатки из колючей проволоки, подвешены всякие звуковые сигналы. Круглые сутки ведется тщательное наблюдение. Все подступы к передовым окопам находятся под перекрестным обстрелом огневых средств батальона.

В землянках, траншеях в любое время суток можно увидеть высокого стройного капитана. Он любит расхаживать, заложив руки за спину. Подчашинский всегда лично проверяет готовность огневых средств, наличие боеприпасов. Комбат знает настроение каждого бойца, хорошо ли он отдохнул, сыт или голоден.

Константин Иванович всегда спокоен. Голос у него немного хрипловат, но тверд. В разговоре чеканит каждое слово. Педагогическая работа в школе НКВД, где Подчашинский до войны преподавал тактику и топографию, отточила его речь, сделала ее скупой и убедительной.