Николай Гунбин - В грозовом небе

И вот мы едем на запад, в новую действующую часть, чтобы претворить нашу ненависть в действие. Несмотря на большие потери, понесенные в первом военном полку, мы полны сил и энергии. Теперь у нас уже есть и некоторые навыки, мы, как нам кажется, умеем бороться с коварным и сильным врагом.

Ближе к Курску (к нему мы подъезжаем уже под вечер) нам встретились беженцы, в основном пешие. Свой скарб они везли на тачках, тележках или просто несли в руках, на спине.

Остановившись возле одной такой повозки, которую везли две еще не старые женщины, спрашиваем:

- Куда следуете, милые, на ночь глядя?

- Вторую ночь город бомбит немец, вот и бежим от него, - спеша и поэтому неохотно вступая с нами в разговор, сообщает одна из них.

- И сегодня, наверное, прилетит, - добавляет другая, как бы предупреждая нас об этом.

Извинившись, что задержали их, и пожелав им благополучия, следуем на своей полуторке дальше, стараясь проскочить Курск до наступления темноты, до ночного надета.

Но не успели мы въехать в город, как начали бить зенитки, обороняющие Курский железнодорожный узел. Тут же замечаем, как со стороны уже знакомого нам по ночной посадке аэродрома, расположенного недалеко от станции, по сигналу зеленой ракеты стали взлетать наши истребители. [37] Зенитная стрельба усиливается. Одна из батарей бьет совсем рядом с нами. Не остается ничего другого, как остановиться и, найдя укрытие от бомб и осколков зенитных снарядов, следить за происходящим.

К счастью, нам не пришлось долго укрываться от вражеского налета. К Курску, как потом выяснилось, пробилось всего несколько бомбардировщиков противника, сбросивших бомбы в районе железнодорожного вокзала. Остальные были рассеяны и перехвачены нашими истребителями еще на дальних подступах к городу. Батареи крупнокалиберной зенитной артиллерии, все время ухавшие где-то около нас, также сделали свое дело. Очевидно, учтя уроки прошлых ночей, боевые расчеты зениток сумели поставить фашистам сплошной огневой заслон и вместе с истребителями принудили их бросить свои бомбы куда попало. В эту ночь им так и не удалось причинить значительного ущерба ни железнодорожным, ни промышленным объектам. Часть бомб, как и в предыдущем налете, упала на жилые кварталы западной части города. Теперь стало понятно, почему жители Курска спешно покидали родные дома.

Но вот бомбежка кончилась. Было уже поздно, и мы решили заночевать на курском аэродроме, где нас после проверки пропустили на территорию авиагородка.

В аэродромной столовой сидим вместе с летчиками-истребителями ПВО, только что отражавшими налет фашистских бомбардировщиков. Из разговора с ними узнаем, что, как и в прошлые две ночи, вражеские бомбардировщики Ю-88 тремя волнами по десять - пятнадцать самолетов в каждой пытались прорваться к железнодорожному узлу. Но на этот раз у них ничего не вышло. Наши истребители в эту ночь уничтожили восемь бомбардировщиков, примерно столько же сбила зенитная артиллерия. Остальные самолеты были отогнаны и повернули на запад.

От летчиков ПВО мы узнали также, что кроме опыта прошлых налетов им помогала… вечерняя заря, на светло-красном фоне которой довольно четко вырисовывались силуэты гитлеровских самолетов. Позднее, при наших ночных боевых вылетах на объекты глубокого тыла фашистской Германии, мы вспоминали этот разговор и, выбирая момент удара, всегда брали во внимание и вечернюю зарю.

На другой день рано утром на той же полуторке выезжаем из Курска в свою Обоянь. Едем специально через город, чтобы рассмотреть его как следует, запечатлеть в своей памяти. И не зря - ведь потом он станет легендарным… [38] Красоту старинного русского города нарушают черные воронки, совсем свежие, остовы разрушенных домов, утопающих - вот парадокс - в садах уже со спелыми фруктами, которые от взрывов бомб разметаны по дворам. Около развалин копаются, как муравьи, люди, наверно, вчерашние беженцы: вернулись утром, а здесь - такое горе… Слышались проклятия Гитлеру и его армии, сеявшим на своем пути смерть.

Обоянь, куда мы следовали, - это большое село, через которое проходило шоссе Курск - Белгород. Переехали по мосту через реку Псел. Вода в ней была чистая, и мы соблазнились - искупались в одной из ее излучин, хотя и было начало сентября. Свежая вода смыла с нас дорожную пыль, придала бодрость.

Штаб полка располагался на краю летного поля в длинном бараке, сверху и с боков замаскированном под большую скирду соломы. На аэродроме кое-где стояли для маскировки чучела коней - также из соломы.

Вместе с дежурными по полку идем к начальнику штаба майору Бачинскому. Он знакомит нас с обстановкой. Полк воюет с первых дней войны. Есть потери, но не такие, как в 220-м. Видно, этот полк был подготовлен лучше, особенно командиры и штурманы эскадрилий и звеньев - они умело водили в бой свои подразделения.

Всех нас, прибывших, включают в состав первой эскадрильи, где командиром в то время был майор Н. М. Кичин, штурманом - капитан Д. Т. Антипов. Это бывалые авиаторы, с виду строгие, но не лишенные чувства юмора. Всеобщим любимцем в эскадрилье был штурман капитан Дмитрий Антипов. Он лет на десять старше нас, и мы относились к нему с большим уважением.

В одном из первых боевых вылетов Антипов был сбит истребителями противника над территорией, родной его Белоруссии, занятой врагом. Из горящего самолета Дмитрию удалось выпрыгнуть с парашютом. Приземлившись во ржи, дотемна пролежал там, а ночью пришел в село. Он хорошо знал белорусский язык, и это помогло ему войти в доверие к людям, знавшим местонахождение партизан. На другой день они проводили Дмитрия до партизанского лагеря. А вскоре народные мстители переправили его на нашу территорию. Вернувшись в свою часть, капитан Антипов называл себя второй раз рожденным и считал, что теперь ему все нипочем. Эта его веселая смелость передавалась и нам, молодым. Но он все же предостерегал нас от излишнего лихачества. [39]

- Не забывайте, молодежь, - учил он нас, - везде надо действовать с умом.

- Конечно, - соглашались мы, - но иногда чувства берут верх над разумом.

Однажды в августе 1942 года он выполнял боевое задание вместе с рядовым летчиком Н. Слюнкиным. Выполнив его, они погибли при посадке на аэродроме, зацепившись - это случилось темной ночью - за трубу приангарного здания. Очень жаль нам было нашего наставника. С почестями похоронили погибший экипаж и дали клятву с еще большим упорством бить заклятого врага.

Заместителем командира эскадрильи в то время был капитан Константин Григорьев, или, как мы его называли, дядя Костя. В первые дни войны он сделал несколько боевых вылетов, был сбит и, выбросившись с парашютом, повредил позвоночник. В конце войны был назначен начальником штаба нашего полка. Это он внес большой вклад в то, чтобы донести до потомков историю нашей части.