Николай Гунбин - В грозовом небе

Теперь делать это нам стало сподручнее: удар производим, заходя с хвоста колонны, и тем самым снижаем возможности противника к противодействию. К тому же на [64] фоне заснеженных проселочных дорог неприятель стал просматриваться значительно лучше, чем в летние или осенние дни.

Приказ на вылет нередко ждем непосредственно в кабинах или под плоскостями самолета. Тут же, на стоянке, и технический состав, готовый немедленно запустить моторы и помочь экипажу при выруливании.

Телефонной, а тем более радиосвязи со стоянками самолетов тогда еще не было. Уточняли боевую задачу командир или офицеры штаба полка непосредственно у самолетов. Техник обычно первым замечал бегущего к самолету полкового начальника и сразу же докладывал нам:

- Товарищ командир, кажись, Перемот{3} с боевой задачей к нам бежит…

- Экипаж, приготовиться к вылету! - заметив это и сам, командовал Харченко.

Все, кроме штурмана, немедленно занимали места в самолете, надевали парашюты, летчик с техником готовили к запуску моторы. Штурман с картой ждал уточнения боевой задачи возле самолета. Перемот, отчертив на карте район расположения вражеской колонны, спешил уже к другому самолету.

Быстро забравшись по стремянке в кабину, по переговорному устройству объясняю командиру экипажа и воздушным стрелкам, что мы должны делать, где линия фронта (все это мне объяснил Перемот). К этому времени моторы уже прогреты, самолет и экипаж готовы к выруливанию и взлету. На прокладку маршрута нет времени - сделаем ее уже в полете. На все это уходит буквально две-три минуты, иначе нельзя - цель подвижная.

Взлетаем при низкой облачности. Такой же ожидается она и по всему маршруту. Линию фронта пересекаем на [65] малой, а точнее, на предельно малой высоте. Перед районом нашей цели, находящейся в пятидесяти, а иногда и более километрах от линии фронта, для лучшего обзора местности и прицеливания набираем 50-100-метровую высоту и начинаем искать вражескую колонну.

- Степан, доверни вправо. Впереди на дороге - колонна автомашин, - докладываю я.

- Вижу, доворачивзю и снижаюсь. Бери их в перекрестье по дальности, а по боковому справлюсь сам, - тут же отвечает он, направляя самолет вдоль колонны.

Цель в перекрестье. Нажимаю кнопку и быстро перемешаюсь к носовому пулемету. Одновременно командую стрелкам:

- Палить из всех точек!

После атаки этой колонны находим новую цель и атакуем ее оставшимися боеприпасами.

А вот еще на проселочной дороге замечена цель - смешанная колонна гитлеровцев.

- Приготовиться к атаке, - предупреждаю Черноока и Савенко и первым нажимаю на гашетку пулемета. Мы на бреющем, и гитлеровцы не успевают разбежаться в придорожные кусты и канавы. Получили то, что заслужили.

Обратный полет, как всегда, выполняется в облаках. Летим по приборам. Это труднее, но зато спокойнее. Здесь, в этом облачном царстве, можно, что называется, отдышаться и подвести некоторые итоги боя, учесть недостатки, чтобы не допустить их в других полетах. Но все равно каждый новый полет отличается от прежнего. И должен отличаться, так как шаблон на войне к хорошему не приводит. Но во всех вылетах помним одно: каждой бомбой, каждой пулеметной очередью причинить противнику как можно больше ущерба.

Однажды произошел случай, о котором до сих пор не могу спокойно вспоминать. Дело было так. После того, как были сброшены бомбы, мы стали искать новую цель, чтобы атаковать из стрелкового оружия. Летим на малой высоте. Смотрю по сторонам. Справа движется большая колонна: в пешем строю - люди, сзади - несколько повозок. По переговорному устройству даю экипажу команду:

- Вправо - сорок, приготовиться к стрельбе…

Сам уже сижу у пулемета… Но вдруг вижу то, от чего прошибает холодный пот: в колонне не вражеские солдаты с оружием, а женщины с лопатами. Дав команду летчику на разворот, кричу:

- Стрельбу не начинать! [66]

Попутно объясняю, в чем дело. Разворачиваемся прямо над колонной. Конвоиры ведут русских женщин, очевидно расчищать дороги. Один конвоир немного отстал.

- Черноок, справа - враг. Чесани-ка его, голубчика, - даю указание стрелку.

- Готов, товарищ штурман. Это ему не женщин охранять. Мой ШКАС бьет наверняка.

- Молодец, - говорю ему. - Но больше патронов не тратить, будем искать цель поважнее.

Вскоре на дороге показалась колонна из десятка длинных автомашин, а по бокам - две танкетки для охраны.

- Степан, пониже, а то они нас из танков могут снять…

Начинаю стрелять. Наш самолет дрожит - строчат все три пулемета. Трассирующие пули насквозь пронизывают тяжелые вражеские грузовики. Но боеприпасы кончаются. Чуть не касаясь винтами самолета автомашин противника, уходим за дорожные посадки. Это наше возмездие.

Дорогобужский мост

Поздней осенью и зимой 1941/42 г. основной железной дорогой, которую гитлеровцы использовали для обеспечения всем необходимым своих войск, находящихся в то время под Москвой, была двухколейная железная дорога Смоленск - Вязьма. Несколько севернее города Дорогобуж она пересекала Днепр. Из-за особо важного значения дороги мост через реку в этом районе всегда находился под воздействием ударов нашей авиации, в том числе и дальнебомбардировочной. Нашему полку не раз поручалась эта цель. Но сколько раз мы ее ни бомбили, - мост оставался целым. Стоял как заколдованный. К тому же он был основательно прикрыт зенитной артиллерией и зенитными пулеметами, а в условиях осенней непогоды бомбить его приходилось только с малой высоты.

Живучесть железнодорожных мостов вообще и дорогобужского в частности объяснялась прежде всего их большой прочностью, а также ферменной их конструкцией и малыми размерами. Даже когда бомбы попадали прямо в мост, они пролетали сквозь мостовые фермы и рвались только на дне реки. Мгновенного же взрыва бомб нельзя было производить по той причине, что наш полет проходил на малой высоте и взрыватели устанавливались на замедленное действие, так как в противном случае самолет мог быть поражен разрывами собственных бомб. К тому [67] же мост был двойным: состоял как бы из двух мостов, отстоящих друг от друга метров на двадцать - тридцать, и если выводился из строя один, то другой оставался невредим.

Основным же препятствием к успешному бомбометанию по мосту были многочисленные пулеметные огневые точки, расставленные неприятелем по обоим берегам реки. Поэтому при каждом вылете на эту цель экипажи всегда обстреливались, возвращались на аэродром с пробоинами. А мост все оставался целым. В течение недели два наших экипажа не вернулись с этой заколдованной цели.

Не вернулся и экипаж Николая Подлозного. В полку долго ждали его возвращения, но так и не дождались. В этом экипаже был наш общий друг, ленинградец, старший лейтенант Владислав Троянов, весельчак и душа всего полка. До сих пор вспоминается всегда жизнерадостное, с умной усмешкой лицо. Тонкий юмор Славы постоянно вызывал улыбки, смех товарищей. Настоящий Василий Теркин. С той разницей, что тот, в поэме, остался на фронте жив, а наш Владислав геройски погиб, защищая Москву.