Прасковья Дидык - В тылу врага

- Мы согласны воевать против немцев, - сказал Панас, - но я лично желал бы знать, кто нами командует… Вы, что ли?

- Слышите, ребята, он согласен? - вмешался в разговор до сих пор молчавший “профессор”, и все звонко рассмеялись.

- Может, поклонимся ему, товарищи. “Воюй, будь добр, Панасе, против фашистов”, - иронически сказал Сергей и низко поклонился, прикладывая руку к сердцу.

- Да он не так выразился, что вы к нему пристали? - заступился за Панаса Иван Гриценко.

- А что он, в самом деле, голову морочит. Тоже удивил - он согласен. Разве речь шла об этом? Все мы согласны. А только надо было все выяснить. Без твердой уверенности в товарищах в нашем деле нельзя. С лица Панаса сошла улыбка.

- Я, хлопцы, может и вправду не так выразился. Пошутил.

- Пошутил, пошутил. Шуточки все у тебя на уме. Нужно знать место и время, - перебил его Гриценко строго.

Мариана не без интереса слушала возникший спор. Она наблюдала за выражением лица каждого, старалась понять характер этих смелых людей - верных сынов Родины.

- Это хорошо, товарищи, что вы так горячо принимаете к сердцу поведение каждого. Локоть друга должен чувствоваться всюду и везде. Правильно говорите, доверие должно быть и ясность нужна, - заговорила Мариана. Она рассказала о задачах комсомольцев в этой войне, о большой роли Коммунистической партии в руководстве всей борьбой против фашистских захватчиков, о том, что именно сейчас, в дни тяжелых испытаний, каждый из них, комсомольцев, сдаст экзамен на верность Родине.

- А насчет того, что Иван коммунист, тоже правда? - спросил тот же Панас.

- Правда. И душа у него коммуниста. И это главное, - ответила Мариана. И не без удовольствия заметила, как зарделись щеки у Ивана. Смутился парень от похвалы.

…С затаенным дыханием слушали комсомольцы об обстановке в стране, там, на “Большой земле”, об обращении Центрального Комитета партии к советским людям, которые попали в оккупацию.

Не назвав себя командиром, Мариана, в ходе беседы, подробно проинструктировала комсомольцев, как они должны действовать в дальнейшем.

- Ходят слухи, что немцы в Москву вступили. Неужто правда? - спросил Панас.

- Ложь это. Москва стоит и будет стоять. Не поддавайтесь агитации гитлеровцев. Не видать немцам Москвы, как своих ушей без зеркала… - закончила Мариана.

Шумно прошли выборы секретаря комсомольской организации. Все единодушно проголосовали за Гриценко.

От имени комсомольской организации Иван дал клятву в том, что ни один фашистский поезд не будет пропущен к фронту через их станцию.

Ребята его поддержали:

- Поможем нашим братьям-фронтовикам.

- Итак, за дело, товарищи! - Сказала Мариана. - Помните, что Москва знает о ваших делах.

Попрощались они тепло, как старые друзья.

- Хорошие ребята, - сказал Мариане Гриценко после собрания. - Но о бдительности забывать нельзя…

В районе, где действовала Мариана и вся группа, размещалось пять аэродромов. Отсюда каждую ночь поднимались стаи вражеских самолетов, неся смерть советским городам и селам, разрушая больницы, школы, дома мирных граждан. Мариана радировала их местонахождение, сообщила ориентиры. Но результатов ощутимых не было. Советские самолеты могли совершать налеты только ночью. Бомбы в цель не попадали. Мариане горько становилось на душе от сознания, что фашистские самолеты по-прежнему продолжают взлетать, неся свой смертоносный груз. Гитлеровцы усиленно охраняли свои аэродромы с земли и с воздуха. Случалось, что в ночных воздушных боях над аэродромами гибли советские летчики. Каждое такое известие острой болью отдавалось в душе Марианы. Приходилось посылать очередную шифровку: аэродром не разбомблен, по-прежнему действует.

Комсомольцы из подпольной группы, воодушевленные встречей с посланцем от партизан, начали действовать смелее.

“Теперь уже можно думать о крупных делах, - решила Мариана. - Даже о том, чтобы уничтожить вражеский аэродром”. Вместе с “Тополем” они разработали план.

Прежде всего надо было выяснить, где располагается склад с горючим. Взорвав его, можно было бы на длительный срок затормозить работу аэродрома. Имелось в виду и другое. Если поднять в воздух склад, возникнет большой пожар. Советские самолеты получат прекрасный ориентир, растерявшиеся гитлеровцы не смогут оказать сопротивления. Мариана сообщила по радио этот план командованию и получила санкцию на проведение его в жизнь. С “Большой земли”, однако, требовали подробно доложить, как и через кого будет осуществлена операция, о каждом шаге ставить в известность “Большую землю”. Там понимали, что дело связано с риском для радистки.

Радиограмма заканчивалась словами: “Береги себя, не принимай непосредственного участия в осуществлении плана”.

Если начальник разрешает предпринять такую операцию, - значит объект очень важный. Надо продумать все до малейших деталей. Она перебирала в уме всевозможные варианты, но ни один из них не удовлетворял ее.

- Дуня, - спросила она однажды хозяйку, - кто из сельских парней якшается с немцами?

- Кажется, Михайло Веревка. Он связан с гестапо. Вечно с солдатами ихними по улицам слоняется.

- И с теми, что обслуживают аэродром?

- Аэродром? Нет. С ними, кажется, чаще бывает Федя Левчук, наш сосед. Он в отряде “За вильну Украину”, что черную форму носят, чума их забери.

- Ты его хорошо знаешь?

- А как же. В женихи набивался, еще когда девушкой была. Недавно встретил меня. Говорит, мол, муж твой все равно не вернется, шла бы за меня…

- Что же ты ему ответила?

- Ну его к бису, запроданця немецкого.

- А если потребуется для нашего дела, чтобы ты с ним встретилась, Дуня?

- Хай с ним лысый дидько встречается…

- А если это очень нужно?

- Не знаю, что и сказать, - ответила Дуня хмуро. - От сраму тогда деваться некуда будет. Вот так активистка, скажут. Да и свекровь недалеко живет…

- Боишься, что муж о тебе плохо подумает?

- Да уж не похвалит.

- Если он хороший человек и любит тебя, то не поверит досужим языкам… Я буду твоим свидетелем.

Дуня долго молчала.

- Раз нет другого выхода, сделаю, как ты говоришь, - наконец, решилась она.

- Постарайся, Дуня.

И она старалась. Стоило лишь только Федору пройти мимо хаты, как она тотчас же выскакивала, хватала ведро и бежала к колодцу. Еще до замужества этот парень заглядывался на нее. Однажды он не стерпел и подошел к колодцу.

- Дашь глоток воды напиться или пожалеешь? - спросил он, подойдя к Дуне.

- Хорошо, что горилки не просишь… А воды, пожалуйста, - ответила она кокетливо.

- Ты только разреши, я тебе принесу не глоток, а целую бутыль чистейшего шнапса, - с готовностью откликнулся он, нажимая на слово “шнапс”.

- Разве найдешь сейчас чистую горилку?