Прасковья Дидык - В тылу врага

Снова та же камера. Последние сутки… А что дальше?

Опять ночь. Днем они оба поспали немного, и теперь легче коротать время, ибо спать ночью невозможно.

Но вот после полуночи разведчики услышали за окном крики, выстрелы:

- Партизаны!

Они бросились к окну. Стрельба усилилась, потом вдруг стало светло, как днем.

- Пожар!

Через несколько минут распахнулась дверь.

- Пани! Пани! - закричал их приятель-часовой. - Пришли партизаны, убегайте быстрее и больше не попадайтесь. - Он сам стал пробираться по темному коридору. Но в это время на лестнице появились трое с автоматами. Они быстро обезоружили дежурного.

- Арестованные есть? - спросил басом кто-то, и Мариана поняла: партизан.

- Есть, есть, - ответил немец. - Пан и паненка.

- А ты, проклятый, что здесь делаешь? - закричал кто-то на немца, прижимая его автоматом к стене.

- Пани, возьмите меня с собой, - взмолился немец, - я не фашист.

- Если можно, возьмите его, - попросила девушка. - Он, кажется, хороший человек.

- Давай, сгодится, - сказал другой на украинском языке. - Бывает и меж сволочей порядна людына.

Грузовая немецкая машина, крытая зеленым брезентом, мчалась на последней скорости. К утру Мариана и Анатолий уже находились в партизанском лагере.

- Ну як, пани, дела? - спросил усатый пожилой украинец, улыбаясь. - Испробовали немецких щей? - А затем уже серьезно спросил:

- Били сильно?

- Порядком, - ответил Анатолий.

- Гады. Бесятся от злости, - сказал усатый партизан. - А ну-ка, хлопцы, покормите гостей, да дайте по стопочке для дезинфекции.

В тот же миг подбежал молодой парень и скороговоркой пригласил:

- Просим на кухню.

- Да сюда принеси, - скомандовал усатый. - Ишь ты, до кухни. Это гости, да еще яки дороги гости, а вин до кухни.

Мариана улыбнулась шутке гостеприимного усача, а он, заметив это, обрадовался:

- Ось так краще, а то и смиятысь разучились, - сказал он.

Мариана поняла, что это был один из партизанских командиров. Он хотел вывести ее из оцепенения и добился своего.

- Раз улыбнулась, значит все в порядке, - сказал он уже серьезно и пригласил: - Сидайте, друзи. За вашу счастливу звезду!…

Он опрокинул стакан и посмотрел на Анатолия.

- А вы?

- Нам нельзя. Мы изголодались, и это может плохо кончиться.

- О-о, рассуждав як ликарь, - засмеялся кто-то.

- А я и есть врач, - ответил Анатолий.

Мариана не участвовала в разговоре. Она оглядывалась по сторонам. Это не ускользнуло от усача.

- Что вы так озираетесь? Не доверяете, может?

- Да нет, - ответила Мариана. - А где немец, который ехал с нами? Не пустили ли его случайно “в расход”? Он кажется честный человек. Антифашист. Сохраните, пожалуйста, ему жизнь.

- Жив он, жив, - ответил усач.

- А можно его покормить?

- Ладно. - Командир тут же обратился к стоящему рядом партизану:

- Гаврило, ну-ка, покличь сюда нимця.

- Посадить за стол? - удивленно спросил партизан.

- Ни, за стол с нами - много чести для него, а исты дай.

- Спасибо, - сказала Мариана и тоже принялась за еду.

- Ну, а теперь як и кому о вас доложить? - спросил командир после завтрака.

- У вас есть рация? - спросила Мариана и, недолго думая, попросила: - Разрешите мне связаться с “Большой землей”.

Командир внимательно посмотрел на нее и, поглаживая ус, сказал не то в шутку, не то всерьез:

- О ни, голубко. Це заборонено. А вы радистка?

- Я радистка. Но вы правы. Никого допускать к рации нельзя, - ответила Мариана, поняв нелепость своей просьбы.

Она сказала, как сообщить о них и попросить указания “Большой земли”.

К обеду была получена радиограмма: “Готовьте площадку. Примите самолет”.

**

*

Слабые, измученные, сидели Мариана и Анатолий в самолете. Когда они шли на задание, время летело быстро. А теперь каждая минута казалась часом. Ведь они летели в родную Москву.

…Над Тушинским аэродромом самолет сделал круг и пошел на посадку. Мариане показалось странным, что никто не подает команды “приготовиться”, “прыгайте”. Самолет мягко коснулся земли, пробежал немного и остановился. Кто-то подбежал, приставил к самолету лесенку.

- Неужели мы дома? Даже как-то не верится, - сказал Анатолий, оглядываясь вокруг и снимая мешок с неиспользованным парашютом.

- Как во сне, - ответила Мариана, также оглядываясь.

Но это было так. И эти счастливые минуты останутся в их памяти на всю жизнь. Их доставили на квартиру.

- Мариана, а ты ведь поседела, - удивленно воскликнул Анатолий, разглядывая ее.

- Да, дорогой Курц, седая в двадцать два года, - сказала девушка с огорчением, увидев свое отражение в зеркале.

- Во-первых, я уже не Курц, а Анатолий Алексеевич Бабушкин. Прошу любить и жаловать, - засмеялся Анатолий. - А во-вторых, не огорчайся из-за седины. Она ничуть не портит тебя. Главное, что голова на плечах осталась. А о женихе мы уж побеспокоимся. Такого молодца найдем, что залюбуешься…

- И охота тебе болтать, - сердито отмахнулась Мариана, а в душе радовалась за товарища, с которым прошла такой тяжелый путь.

Она задумалась:

- Подумать только, - не могла успокоиться она, - что вчера наша жизнь висела на тонюсеньком волоске, а сегодня я смотрюсь в зеркало и огорчаюсь из-за пряди седых волос.

- Это и понятно. Умирающий думает о жизни, а счастливый - о красоте, - сказал Анатолий.

- Да. Ты счастлив. У тебя есть к кому поехать. А мои родные еще там, где пока свирепствуют гитлеровцы.

- Мариана! Поедем со мной в отпуск, а? - предложил неожиданно Анатолий, - отдохнем в домашних условиях, забудешься немного.

- Куда? - удивилась девушка.

- Как куда? Ко мне, на Урал. К Сашеньке, к Томочке. Мне обещали небольшой отпуск.

- Спасибо, Анатолий. С удовольствием бы, только не могу я отдыхать и веселиться, пока мои родные томятся в фашистской неволе. А вдруг не сегодня-завтра освободят Молдавию, и я будут так далеко…

В дверь постучались, в комнату вошел комендант.

- Вот вам почта, - сказал он, обращаясь к Мариане. - А для вас, товарищ военврач, в машине рюкзак с продуктами. Вечером отвезу вас на вокзал. Будьте готовы. Отпуск оформлен на две недели.

Пока Анатолий разговаривал с комендантом, Мариана вертела в руках конверт, разглядывая его.

- Не пойму, откуда мне письмо может быть, - удивилась она вслух. - Почерк незнакомый. Не от шурина, не от Романа.

- И как ты можешь так медлить? - сказал Анатолий и выхватил у нее письмо из рук.

У них не было секретов друг от друга. За время пребывания во вражеском тылу они сроднились, как брат и сестра.

- А может, это любовное, и я зря старался о женихе? - пошутил Анатолий и вернул письмо Мариане.

“Дорогой, малознакомый друг! Бесстрашная сестрица…” - прочла вслух Мариана и недоуменно пожала плечами.

- Ничего не пойму, - сказала она, - какое-то загадочное письмо.