Алексей Киреев - Факел

Потом похороны. Тяжелые похороны. Павел рыдал над гробом. Женщины-соседки глядели на Павла заплаканными глазами, сокрушались: «Что он один теперь будет делать, калека, с грудным-то ребенком на руках?»

Из бывших сослуживцев на похороны Тони пришли Бортов, Стриженов, Агафонов. Не оставили в трудную минуту, не отвернулись, помогли. Павел знал: за его «дело» Бортов получил служебное несоответствие. Но, видать, не отступил, не сдался.

«Не дрейфь, Павел Сергеевич, - говорил ему Бортов после похорон. - Правда восторжествует».

На похоронах была и Валя. Она больше занималась Леночкой. Да и когда Тоня лежала в больнице, Валя то и дело прибегала к Павлу присмотреть за девочкой. И Павел был благодарен Вале.

После похорон и поминок они остались одни - Павел и Валя. Долго сидели молча. Валя тихо заговорила:

- Как жить будете, Павел Сергеевич?

- Пока не знаю, - со вздохом ответил он.

- Леночка-то - крошка.

- Да.

- Может быть, у меня побудет.

- Вы же работаете.

- У меня мама гостит. Присмотрит.

- Не знаю, ничего не знаю…

- Я думаю, так лучше будет.

- Чем как?

- Чем в Дом матери и ребенка,

- Не отдам. Ползать по полу буду, а не отдам.

- За самим глаз нужен. Тяжело вам.

Павел закурил, вперил взгляд в угол. Потом тряхнул головой. Посоветовал:

- Ложитесь, Валя, потом поговорим.

Валя встала, поправила волосы, подошла к кроватке, в которой посапывала Леночка. Открыла полог. «Спит, крошка, и ничего не знает, что творится в сердцах людей, которые с нею рядом», - подумала она и, закрыв полог, тихонько ушла в другую комнату.

А Павел решал, всю ночь до рассвета решал, как быть. И ничего другого не смог надумать, как оставить Леночку при себе. Об этом он и сказал наутро Вале. Она согласилась, но попросила разрешения хотя бы раза два в неделю бывать у Павла, чтобы помогать ему.

Так началась жизнь вдовца Павла Мальцева - одинокая, безрадостная, горькая. Оставаясь вечерами сам с собой, он много раздумывал о своей судьбе. Неужели он и в самом деле виноват, чтобы так жестоко обошлись с ним? Он честно служил. Не из-за славы пошел воевать без ног. Требовало сердце. Родине тогда было очень трудно. А Родина - это он, это - ты, это - все мы. Да разве можно было сидеть сложа руки и смотреть, как воюют другие?…

Павел решил обо всем, о чем он думал, написать в область. Писал он, мучительно подбирая слова. Отправил письмо и долго ждал ответа. Наконец ответ пришел. Распечатывал конверт дрожащими руками. Быстро пробежал текст. Не поверил. Еще раз прочитал - нет, правильно понял: все оставить без последствий - с маленькой пенсией, без орденов, с воинским званием гвардии капитана в отставке. «Вот и все», - сказал он вслух и разорвал письмо. Белые лепестки упали к протезам.

Павел взял костыль, вышел на улицу. «Вот и все», - снова сказал он себе и зашагал к пивной - в мрачный, прокуренный подвал…

Мальцев стал частым посетителем пивнушки, в которой толкались одни и те же опухшие от перепоя люди, справедливо и несправедливо выброшенные за борт жизни, всякого рода неудачники, безвольные и опустившиеся. Они бурно обсуждали свою жизнь, шумели и плакали, смеялись и обнимались.

Павел садился поближе к стойке буфетчицы тети Паши, брал кружку пенистого пива, украдкой открывал под столом четвертинку и выливал водку в пиво. Пил ерш крупными глотками, вытирал губы рукавом поношенного кителя и, повеселев, обводил подвал взглядом. К Павлу тотчас подсаживались дружки, которых он раньше и знать не знал, хвалили его за храбрость… Выбирался из подвала пьяный. Дружки, разумеется, оставляли его, и он еле добирался до дому.

Однажды среди дружков Павла оказался Михаил Викторович Курносов. Подсел он к Мальцеву шумно, с анекдотиком про то, как черти трудились в аду. Широкоплечий, плотный, с смеющимися голубыми глазами, он сразу привлек внимание обитателей пивной.

- Тетя Паша! - крикнул Павел. - Еще по кружечке на брата!

Тетя Паша нацедила пива, поставила кружки на стол.

- Может быть, хватит? - для приличия сказала она Павлу и чинно стала за стойку.

Павел пододвинул кружку новому знакомому:

- Пей, братишка, да вспоминай добрым словом Пашку Мальцева-евпаторийского.

Курносов поднял кружку со словами:

- Выпьем за его величество Павла-евпаторийского.

- Выпьем!

Выпили. Закусили воблой. Закурили. Посидели. Павел, посмотрев на Михаила Викторовича, как бы между прочим спросил:

- Откуда ты? Что-то впервой вижу…

- Наконец-то. Я думал сразу спросишь: кто, мол, такой в мою компанию затесался?

- А ты это здорово про чертей-то в аду загнул. Смешно. - Павел помолчал и снова с вопросом: - Так скажи все же, кто ты будешь? - Вгляделся внимательно, заволновался: - Постой, постой. Что-то знакомое в тебе есть. Не Михаил Викторович Курносов?

Собеседник улыбнулся:

- Он самый. Во весь рост, при всех положительных качествах и недостатках.

- Известнейший летчик! Дай я тебя поцелую, дорогой мой Михаил Викторович! - растрогался Павел. - Так вот ты какой, Михайло Курносов. А я-то гляжу - будто видел где-то этого человека. Догадался - на портретах видел. Молился на тебя, когда мальчишкой был. Думал - вот с кого надо брать пример. На Север, в пургу, в мороз не побоялся на драндулете летать. Снял со льдины бедствующих людей… Какими судьбами к нам? - немного утихнув, спросил Павел.

- Длинная история, - отмахнулся Михаил Викторович. - Давай рассчитаемся да пойдем на воздух. Сколько с нас? - спросил Курносов тетю Пашу.

- Не с вас, а с Павла Сергеевича, - ответила она и кинула на стол счет.

Курносов расплатился, взял за локоть Павла:

- Пошли, друг.

Присели на камнях на берегу моря. В воздухе - тишина. Море не шелохнется. Любуясь его голубизной, закурили.

- Какими же судьбами к нам? - нарушив молчание, повторил срой вопрос Павел.

Михаил Викторович сдунул с папиросы пепел.

- Я отдыхал в Ялте, в санатории Министерства обороны. Познакомился там с одним человеком, летчик с Дальнего Востока. Он и рассказал о тебе. А я, может, слыхал, пописываю немного. Вот и заглянул, чтобы посмотреть на тебя.

- И каким же ты меня нашел? - спросил Павел, насторожившись.

- Откровенно?

- Как летчик летчику.

- Не ожидал, что увижу таким.

- То есть?

- Вот таким… опустившимся, замурзанным, я бы сказал, от всего отрешенным.

- Неужели я так низко?…

- Очень. Даже трудно представить.

- Такова жизнь, любезнейший Михаил Викторович.

- Ерунда! Мне тот дальневосточник говорил, что Павел Мальцев не может пойти по наклонной. Я, говорит, видел его в самое отчаянное время, и он выглядел героем. А сейчас вот…

- Кто же такой?

- Дмитрий Соловьев. Подполковник, командир авиационного полка.

- Шплинт?! Неужели? И не показался, Шплинт, постеснялся увидеть меня таким.