Геннадий Гончаренко - Годы испытаний. Книга 1

- Как думаешь, пройдем?

- Трудновато сказать, как оно выйдет…

И в этом ответе слышалась Н затаенная надежда и отчаяние.

- Ведь немец-то на машинах, а мы по болотам на своих на двоих. Трудно нам тягаться с ним.

Но были случаи и похуже, когда вспыхивало недовольство. И удивительно, в те минуты как из-под земли вырастал Бурунов. И откуда он только черпал свою недюжинную духовную силу! Властно светились его суровые и цепкие глаза, зорко наблюдающие за всем и за всеми. В эти дни бойцы говорили мало. Они шли молча, тяжело волоча налившиеся чугунной тяжестью ноги, шли по лесным тропам, глухим зарослям, топким болотам. Думалось: сбрось с себя хотя бы вещмешок, и можно идти еще долго. А тут, ко всему прочему, надо еще нести казавшееся неимоверно тяжелым оружие и патроны. Некоторые бойцы стали пререкаться с командирами, открыто выражая недовольство.

Началось все с того, что боец-пулеметчик попытался бросить станок от пулемета «максим», а Бурунов приказал ему перебраться со станком через болото. Тогда боец, бесшабашно махнув рукой, взвалил станок и, не приглядываясь к болоту, пошел напропалую, попал в трясину и утонул. Это и послужило толчком к недовольству. По рядам пошел ропот:

- Кто мы, люди или скоты? Гибни и то с ярмом на плечах?…

- Да в каких это законах писано, чтоб над людьми так измываться!

- Он-то погиб, не воротишь, а вот каково будет такая весть материнскому сердцу?

- Как же, братцы, дальше-то? Долго еще нам по лесам бирюками скитаться? Третьи сутки штаны из рук не выпускаю,- жаловался щупленький боец с редкими волосами на подбородке. - Бушует в животе от грибов. Что мы, свиньи, что ли, чтобы нечисть жрать всякую?

- Чем блукать без толку по лесу, лучше разойтись по домам,- робко предложил маленький клещеногий боец в широких, как юбка, шароварах. Его круглые юркие глазки быстро забегали по сторонам, ища у бойцов поддержки и сочувствия. Но кто-то спросил спокойным, вразумительным голосом:

- А куда домой-то, к немцу, что ли? По-видимому, родная деревня этого бойца осталась позади.

- Немец не волк, а ты не овца. Не бойся, не съест,- огрызнулся тот.

В разговор вмешались другие. Лес загудел от взволнованных голосов:

- И то правда!… Чего без толку болота мерить, айда домой!

- В общем так! Кто по домам, пусть отходит ко мне. Хватит митинговать! Не время!

Около пятидесяти бойцов, преимущественно старших возрастов, недавно призванных из запаса и еще не испытавших тяжести боев, неуверенно окружили заводилу. Подопрыгора сообразил, что надо немедленно разыскать Бурунова, и только он хотел улизнуть незаметно, как появился Бурунов. Его внезапный приход огорошил всех. «Бунтовщики» притихли, замерли в напряженном ожидании, стараясь угадать, как поступит комиссар. Из толпы бойцов, отошедших к зачинщику, выступил вперед грузный, пожилой мужчина, заросший черной, смолистой бородой. Он бросил вызывающий взгляд в сторону комиссара, потом презрительно посмотрел на кривоногого маленького заводилу, испуганно жавшегося к толпе, сказал грубо, резко махнув рукой:

- Сказ один. Не хотим иттить дальше - и все. Пора расходиться по своим деревням…

- Твой сказ? - громко прервал его Бурунов. - А вот тебе наш сказ, наш приговор, предатель! - комиссар вскинул пистолет и выстрелил в провокатора.

И тут же властно последовала его команда бойцам:

- Ста-но-вись!… Равняйсь!… Смирно!

Комиссар привел бойцов к основной массе полка и распустил по подразделениям.

Бурунов подошел к лежавшему на носилках Канашову. Он хотел рассказать ему о случившемся, но, взглянув на измученное желтое лицо подполковника, раздумал.

- Кто там стрельбу поднял, Николай Тарасович? - спросил Канашов.

- Свои, Михаил Алексеевич. Все в порядке, - ответил комиссар.

Канашов нахмурил брови,

- С боеприпасами поэкономней надо. Каждый патрон беречь. Впереди еще не один бой.

- Не волнуйся, Михаил Алексеевич, не пропали выстрелы даром. - И помолчав немного, добавил: - Они нам сотни людских жизней спасли…

Подбежал запыхавшийся Харин.

- Товарищ Канашов, кому вы доверили полк? - Он зло посмотрел на Бурунова. - Когда я предупреждал его о подозрительном типе, называющим себя офицером-танкистом, он отмахивался… Проглядел шпиона, разлагающего наших людей. А теперь применяет самосуд, бойцов расстреливает. Я требую немедленно расстрелять шпиона Кряжева, а комиссара отстранить от командования.

- А кто вы такой? - вскипел Бурунов.

- Я начальник штаба дивизии…

- Где он, ваш штаб? Вы начальник без штаба. Идите, иначе я не ручаюсь за себя.

Канашов, обессиленный и бледный, устало сомкнул веки.

- Товарищ майор, прошу вас удалиться… Я разберусь сам.

Харин взвизгнул сорвавшимся голосом:

- Замазать преступления, товарищ подполковник, вам не удастся! У меня сотни свидетелей. Разбираться тут не в чем. Таких надо гнать из армии и из партии. Вам, Бурунов, не удастся уйти от ответа, я сообщу о вас. Подождите!… Канашов с трудом приподнялся на локтях. Голова его кружилась от острой боли.

- Уйдите немедленно, майор… Я вам приказываю, как старший.

Глаза Канашова горели ненавидящим огнем. Голова его сникла, и он закрыл глаза.

2

Харин быстро шагал, не разбирая дороги. У лесного заболоченного ручья он увидел врача Алекцову. Она сидела, опустив в воду обнаженные до колен ноги. Карие глаза ее были печальны, исхудавшее лицо отливало загаром. Харин залюбовался и решительно направился к женщине.

Несколько раз он уже пытался сблизиться с Аленцовой, но она лишь застенчиво улыбалась и на его признания отвечала тихо: «Не надо об этом, товарищ майор. Не время…» В начале их знакомства Аленцова доверчиво рассказала ему о своей жизни. У нее было два сына. Одного она потеряла накануне войны - утонул в реке, а второго, годовалого, еще грудного ребенка - совсем недавно. Вскоре в числе многих беженцев попала к немцам в плен и оттуда бежала.

Харин успокаивал ее:

- Ничего, Нина Александровна, в вашей жизни еще все наладится… Вы такая молодая, красивая… У вас все впереди.

Одно беспокоило Харина: слишком часто она вспоминала мужа-пограничника. Но и тогда Харин подбадривал ее, убеждал, что муж непременно отыщется, делился с ней добытым, сухарем, глотком воды, отдал ей оставшиеся у него в жестяной банке несколько кусочков сахару, защитил, когда один из раненых оскорбил ее.

И это не могло не расположить к нему убитую горем женщину. Она решила оправдать чем-то оказанное ей доверие и сказала Харину, что могла бы как врач принести пользу многим раненым. Он согласился, сходил к «начальству», как он называл Бурунова, но принес отказ.

- Вы не огорчайтесь, Нина Александровна… Не желают, и не надо, - И тут же шепнул: - Перестраховщики, боятся, что вы шпионка…