Иван Черных - Ночные бомбардировщики

Логика сержанта, ясная и убедительная, успокоила Семена, и он учил его целиться хладнокровно, плавно нажимать на спусковой крючок, стрелять экономно, короткими очередями, подпуская истребитель на дистанцию эффективного огня.

Кукса оказался способным учеником. Уже при третьей попытке он ни одной пули не

пропустил мимо цели. [57]

На аэродром они вернулись, когда бомбардировщики стали заходить на посадку. Едва самолет заруливал на стоянку, как его тут же окружали летчики и техники, авиаспециалисты из БАО, и все те, кто был поблизости. Всех интересовал один вопрос: как прошел боевой вылет. К всеобщей радости приземлились все машины.

Золотарев и Кукса поспешили к самолету Чуплыгина. Пока винты молотили воздух, гася инерцию, а техник подкладывал под колеса колодки, Семен и Кукса обошли бомбардировщик вокруг. В хвостовой части Семен насчитал около десятка пробоин, шесть

из них зияли около нижней пулеметной установки, за которой находился техник-лейтенант Трифонов. Жив ли он?..

Наконец винты остановились, и на землю спустились летчик со штурманом, а потом сержант Закапко. У Семена готов был сорваться с языка вопрос: «Что с Трифоновым?», но спазмы сдавили горло.

Закапко увидел полные тревоги глаза окруживших его товарищей и поспешил их успокоить:

— Все в порядке, сейчас вылезет техник-лейтенант. Можете поздравить его: срезал одного «мессера».

Трифонов спустился на землю неторопливо, разминая затекшие руки и шею — почти пять часов он лежал в одной позе, опираясь на локти и пригнув голову к узкой прорези в фюзеляже, через которую вел наблюдение за задней нижней полусферой. Несколько сильных рук подхватили его и стали бросать в воздух...

После обеда Трифонов рассказывал своим однополчанам:

— Отбомбились мы, отошли от цели. Ну, думаю, не повезло, не увижу фрица. Пролетели минут пять, чувствую, дергает веревочка за ногу — Закапка предупреждает: внимание, «мессер» в небе. Пригляделся я, увидел «мессершмитта». Но он был так далеко, что открывать огонь бесполезно. Да и быстро он ушел из поля зрения. Облетел вокруг вдали, снова в хвост зашел — знает, мертвая зона тут. Я приготовился, взял его в прицел. «Мессер» пошел на сближение. Подпустил я его метров на триста и саданул прямо в лобешник. Рванулся он было вверх — от неожиданности, наверное, — а там его Закапка поджидал. Добавил ему из своих спаренных пулеметов. Задымил стервятник и закувыркал к земле... [58]

— Нет слов, молодец, — похвалил техника замполит Исупов. — Но, как и договорились: то был ваш первый и последний боевой вылет.

10

Второй месяц войны подходил к концу, а положение на фронте, как ожидали летчики, не улучшалось, а ухудшалось. Немцы захватили Минск, Могилев, Витебск, Оршу, Смоленск, вышли к Днепру. За эти два месяца полк нанес более двухсот бомбовых ударов по скоплению вражеских войск и техники на железнодорожных станциях, по аэродромам и переправам, по танковым колоннам и штабам. А железная лавина все катилась на восток и катилась. Полк, несмотря на усиление огневой мощи самолетов, на приобретенный опыт ведения воздушных боев с истребителями противника, нес потери.

Особенно трудными были боевые вылеты 20 августа в районы Кривого Рога и Кировограда, где сосредоточились крупные танковые группировки фашистов, прикрываемые мощным заслоном зенитного огня и истребителями. Утром не вернулось четыре экипажа, и вот теперь... Прошло уже полчаса, как семерке капитана Шанаева следовало вернуться, а ее все не было. Летчики и техники с тревогой посматривали в небо, понимая, что задержка не случайная.

Семен Золотарев видел, как тускнеют лица однополчан, как все чаще из груди то одного, то другого вырываются вздохи. Шанаев — любимец полка, лучший командир эскадрильи, и вся его семерка — опытнейшие воздушные бойцы, воевавшие в небе Халхин-Гола и Финляндии.

А экипажу Серебряникова пока везло. Сержанты Довгаленко и Кукса оказались отличными воздушными стрелками, надежно защищали свою машину. На их счету было уже по одному сбитому «мессершмитту».

Кукса как-то пошутил над собой:

— А я еще раздумывал, чудак, идти в стрелки или нет.

— Летят! — раздался чей-то радостный возглас, Золотарев вначале услышал, а потом и увидел тройку бомбардировщиков, появившуюся с севера, а не с запада, как ожидалось. Самолеты выскочили из-за колхозных сараев и сразу пошли на посадку. Спустя минут пять приземлились [59] еще два бомбардировщика. Два экипажа из этого полета но вернулись...

Вечером в столовой выпили по сто фронтовых граммов в память о погибших и молча пошли отдыхать. Утром снова предстояло лететь...

Новый день принес новые плохие известия: наши войска после ожесточенных боев оставили Гомель, Чернигов; фашисты сжимают кольцо окружения вокруг Киева.

Третья эскадрилья получила боевую задачу вылететь под Боярку, где разместился штаб 6-й немецкой армии, и разбомбить его.

Экипаж Серебряникова уже сидел в самолете, одетый во все меховое — полет предстоял на большой высоте, — и командир честил по чем зря снабженцев, на складе которых ничего не нашлось по его росту: комбинезон болтался на нем, как на вешалке, унты, несмотря на то, что он намотал на ноги поверх портянок по полотенцу, елозившие вверх-вниз по голени. Пока шли с построения к самолету, Иван трижды садился переобуваться. Золотарев посоветовал ему пристегнуть унты к поясу — для этого имелись специальные лямки. Командир послушался, и идти ему действительно стало легче. Но теперь, сидя в кабине, он снова чертыхался: лямки мешали ему.

— Если они попадут в управление, всем нам хана! — говорил он Золотареву, словно штурман был во всем виноват.

— Я ж хотел, как лучше, — сказал в свое оправдание Семен. — Ну отстегни ты эти лямки.

— А если придется прыгать? Унты слетят в два счета.

— Легче будет драпать от немцев, добираться до ближайшего леса, — пошутил Семен

— Двадцать седьмой, на связь! — прервал их разговор голос командира полка.

— Двадцать седьмой на связи, — отозвался Серебряников.

— Готовы к выполнению задания?

Так точно.

— Вам изменение. Пойдете но другому маршруту на разведку. Вдоль Днепра: Запорожье, Днепропетровск; Днепродзержинск. Если обнаружите переправу, сфотографируйте ее и домой. Нет — сбросите бомбы по скоплению фашистов.

— Один пойду? — спросил Серебряников. [60]