Виталий Шевченко - Константиновский равелин

— Зря не палить! Боезапас на исходе! Бить только наверняка!

На крыше уже лежали гранатометчики, а так как гранаты тоже кончались, в ход пошли пятикилограммовые подрывные патроны со специально приспособленными запалами.

Все было готово к «встрече». На каждый срез обрыва смотрели дула пулеметов и автоматов; гранатометчики, лежа, занесли для броска руки — ждали сигнала.

А в секторе лейтенанта Остроглазова наблюдали за бугром. Вот еще одни немецкий солдат показался на его гребне и тотчас же скатился вниз. Больше никто не появлялся.

— Кончились! — провозгласил Шамяка. убедившись, что желтая плешина бугра продолжает пустовать.

Остроглазов мигом схватил телефонную трубку:

— Товарищ капитан третьего ранга? Докладывает лейтенант Остроглазов. Все! Да, больше нету. Очевидно, сейчас пойдут!

Получив предупреждение, бойцы Юрезанского впились глазами в срез обрыва. И вдруг над ним стали медленно расти блестящие зеленые каски. И когда вслед за касками показались десятки настороженных шаряшнх глаз, Юрезанский хрипло крикнул:

— Огонь!

Засвистели пули, разъедая срез обрыва, поднимая фонтанчики песка и земли. Раздались крики и стоны. Убитые летели вниз, увлекая за собой живых, и вот уже все беспорядочно катились к подножью, как это бывает при обвале в горах.

— Гранаты! — неистовствовал Юрезанский.

И вслед смятой, барахтающейся массе тел полетели черные кубики и комочки, такие безобидные с виду и беспощадно довершающие свое дело там, на земле.

В грохоте разрывов потонули душераздирающие крики. Тяжелая, плотная туча пыли, образовавшаяся внизу, медленно поплыла вверх, и, когда она достигла среза обрыва, все уже было кончено.

Атака захлебнулась в самом начале...

К полудню разыгрался резкий четырехбалльный ветер. Он шел с моря и, кроме желанной влаги, нес щемящие душу запахи иода и смоленой пеньки. Ворвавшись в развалины равелина, он поднял тучи пыли, пронесся по коридорам, приятной волной ударяя в разгоряченные липа. И люди, мучимые жаждой, немного приободрившись, широко раскрывали рты навстречу прохладной струе. Гордые, как каравеллы, облака величественно плыли на восток, и по земле вслед за ними бесшумно скользили торопливые тени. Оставив на КП Калинина, Евсеев пришел к себе в кабинет. Впервые все тут показалось ему чужим. Так бывает, когда зайдешь в комнату, в которой стоят уже упакованные вещи для переезда на другую квартиру.

Итак, решено уходить сегодня ночью, а пока... Пока ни один немецкий солдат не должен ступить на эти камни!

Тяжелый гул донесся сквозь стены: немцы, готовясь к переправе, бомбили южный берег бухты. Уже давно не пропадала над городом гигантская туча дыма н пыли, уже давно без счета н времени сыпались с неба немецкие бомбы, а со всех сторон беспощадно надвигался на Севастополь, все уже сжимаясь, как кольцо удава, железный грохот многодневного боя, н все же, когда в городе рвались вражеские фугаски, Евсеев болезненно морщился, словно страдал зубной болыо. Так со страдальческой гримасой капитан 3 ранга открыл сейф, высек искру н прямо в нем спалил все содержимое. Затем достал из яшика круглую печать части и. выйдя на балкон, далеко швырнул ее в море. Вернувшись, он вытер о штаны руки, будто сделал нехорошее, темное дело.

Немного постояв, он решительно подошел к телефону:

— Остроглазое!

— Петь, товарищ капитан третьего ранга!

— Оставь кого-нибудь за себя — и немедленно ко мне!

То же самое было приказано Булаеву и Юрезанскому.

Все трос появились необыкновенно быстро, и Юрезан-ский, войдя последним, с силой захлопнул дверь. Подхваченная сквозняком, взметнулась из сейфа бумажная гарь и закружилась черными бабочками, медленно оседая на пол. Командиры секторов молча, как зачарованные, смотрели на нее, пока она вся, до последней пылинки, не коснулась пола.

— Да! — жестко сказал Евсеев, когда глаза обратились на него. — Сегодня ночью мы оставляем равелин! За этим я и вызвал вас сюда!

Неужели всего несколько дней прошло с тех пор, как они тут же. в этом кабинете, получали сектора обороны? Тогда это были еще мальчики, смутно представлявшие себе встречу с врагом, теперь перед капитаном 3 ранга стояли воины с опаленными лицами, ввалившимися щеками и холодным блеском слишком много увидавших глаз. Никто из них не задавал вопросов, никто не проявлял признаков радости (до ночи нужно было еще дожить!) — просто ждали, что командир скажет дальше, готовые выполнить любой приказ.

Евсеев по достоинству оценил это молчание.

— Что скажете?

Юрезаискин сдержанно кашлянул — «гм», Булаев стоял молча, сжимая огромные кулаки, Остроглазое потерянно произнес:

Неужели оставим?

Внезапно Евсеев вскипел:

— А мне, думаете, легко? Но вы сами понимаете, что дальше стоять здесь ист ни сил, ни смысла. А Севастополь не только вот здесь! — Он топнул по пату ногой. — Больше того — сейчас судьба его будет решаться там! — Евсеев выбросил руку в сторону городского берега.— Вот где еще пригодятся наши жизни!

— Ясно! — прогремел Булаев и тотчас же смущенно смолк, сам удивленный своей «дерзостью».

— Все это правильно, товарищ капитан третьего ранга! — поспешил объясниться Остроглазо». — Можно заставить поверить в это свое сознание, но что делать с сердцем?

213

14 В. Шевченко

— Оставьте сейчас анатомию! — махнул рукой Евсеев, смутно припоминая, что повторяет чьи-то слова. — Я бы хотел слышать ваши соображения насчет организации отхода.

— Лучше всего — по бонам! — оживился Булаев. — Они сейчас тянутся до середины бухты, а там плыть совсем малость останется!

— Правильно! — согласился Евсеев. — Я тоже думал об этом. Уходить будем по секторам — первым Юрезан-скнй, затем — Булаев, последним — Остроглазое. 15 каждом секторе оставим двух человек, которые уйдут последними. Последний нз них взорвет все ценное в равелине. Этого человека я назначу сам!

— Время начала отхода? — спросил Остроглазов.

— Сектор Юрезанского начнет в два часа. Но об этом пока никто нс должен знать, кроме вас троих. Остальным объявить об отходе в час ноль-ноль.

Евсеев достал часы, молча предлагая сверить время.

— Есть ли еше какие-нибудь вопросы?

— Ясно! — ответил за всех Булаев, ободренный командирской похвалой.

— Тогда — по местам!