Иван Бережной - Два рейда

— Доля правды в твоих словах есть, — сказал замполит второго батальона Непомнящий. — Открывая второй фронт, наши союзники меньше всего заботятся о помощи советским войскам. Только не думаю, чтобы и гитлеровцы пришли в особый восторг от высадки американские и английских войск.

— Нет, что ни говорите, а облегчение на фронте будет, — стоял на своем Боголюбов.

— А не получится так, что немцы против нас будут драться, а на западе начнут пачками сдаваться в плен, или, чего доброго, попытаются снюхаться с нашими союзниками? — высказал опасения Тютерев.

— До сделки союзников с Гитлером не дойдет. Мы не допустим, — твердо сказал Прутковский. — Не затем кровь проливаем, чтобы позволить кому-то, в том числе и нашим союзникам, спасти гитлеризм.

— Допускать-то не допустим, а ухо надо держать востро! — сказал Тютерев, подумал и добавил — Думаю, наши войска усилят удары. Да и нам нечего засиживаться.

Слова Тютерева оказались пророческими. Третья годовщина со дня начала Великой Отечественной войны застала нас на марше. Партизанская дивизия выходила в исходный район для броска через автомагистраль Минск—Варшава на север. Последнюю остановку сделали на хуторе Ясенец и в прилегающем лесу. До 1939 года здесь находилось имение какого-то польского пана. Ему принадлежали лучшие угодья, луга и леса. Теперь о польском помещике напоминал лишь добротный семейный склеп на кладбище.

Здесь мы задержались на несколько дней, чтобы получить точные данные об охране шоссе и ближайших гарнизонах врага. И тут произошел досадный случай: в один день были ранены начальник штаба кавалерийского дивизиона Семен Тутученко и командир артбатареи Тюпов. Артиллеристам вообще не везло. В польском рейде подорвалась одна пушка. Большого труда стоило ее восстановить. А теперь, во время последнего перехода, на мину наехала вторая. Были ранены наводчик Вася Алексеев, орудийный номер Таргонский и еще один из новичков.

Наводчик Вася Алексеев — любимец партизан. Участник всех рейдов. В бою за переправу на реке Сан был ранен в руку. Только поправился — и снова ранение. На этот раз тяжелое, в ногу, с переломом кости.

Мы вынуждены были всех раненых подготовить к отправке на аэродром генерала Коржа.

…В Ясенце к нам пришла группа десантников-москвичей. Они попросили оказать помощь тяжелобольной девушке-радистке.

Пока доктор Зима осматривал больную, я разговаривал с десантниками. Их командир — среднего роста, подтянутый, чернобровый лейтенант — рассказывал о действиях своей группы. В это время из хаты вышел Колесников. Лейтенант быстро глянул на моего помощника и бросился к нему с раскрытыми для объятий руками.

— Юрий Антонович, вы?

Смотрю, оба тискают друг друга в объятиях. Послышались возгласы: «А помнишь?», «Не забыл?!».

— Я наблюдал за ними и ничего не мог понять. Когда страсти, вызванные неожиданной встречей, улеглись, Колесников представил своего товарища:

— Познакомься: Олег Кириллович Ляховский. Я тебе рассказывал о нем. Его сбросили к нам с парашютом в 1943 году. Партизанили вместе в Белоруссии… Расстались в Гомельской области… Приятная встреча, не правда ли?

Шумный разговор привлек внимание многих ковпаковцев. Десантники рассказывали о своих боевых делах. Юра — о ковпаковцах. Особенно запомнилось, как Колесников и Ляховский заговорили о разведчиках Саше Полетаеве, Коле Баляеве и Жене Панкове. Все они горьковчане, поэтому белорусские партизаны прозвали их «горьковской троицей».

Ляховский вспомнил, как однажды эти разведчики провожали Колесникова на партизанский аэродром. Ночью прилетел самолет, произвел посадку и, взяв на борт Юрия, благополучно взлетел с большака, заменявшего посадочную площадку. Через двое суток, когда Полетаев, Баляев, Панков и Ляховский сидели у костра и с завистью говорили, что Юрий Антонович «уже пьет чай в Москве», в лагерь вдруг заявился Колесников с летчиками. Оказывается, самолет подбили немцы. Он загорелся и грохнулся в болото. Это их спасло. И к тому же командир корабля, известный партизанский летчик Таран, который в 1942 году перебросил через линию фронта и мою группу, перед самой землей сумел нисколько выровнять машину. Ранен был только бортмеханик Пашка Авроров…

Дослушать их разговор мне не удалось. Меня и командира полка вызывали в штаб дивизии. А когда вернулись, десантников уже не было. Они получили консультацию доктора Зимы, необходимые медикаменты и уехали к свой отряд.

Вершигора созвал командиров, политруков, секретарей партийных и комсомольских организаций на совещание. К штабной палатке, установленной в роще рядом с хутором, подходили партизанские командиры, рассаживались группками, дымили махоркой и оживленно разговаривали. Особо нетерпеливые молодые командиры спрашивали: «Куда пойдем?» Те же, кто поопытней, понимающе улыбались и подшучивали над молодежью: «Как бы не так! Держи карман шире — сейчас тебе все выложат как на ладони!»

Порядок, заведенный Ковпаком и Рудневым, при котором конечная цель рейда известна лишь небольшому числу лиц, Вершигорой и-Войцеховичем не нарушался. К этому партизаны привыкли и не проявляли излишнего любопытства.

Когда все командиры и политработники собрались, Вершигора сказал:

— Завтра выступаем. Путь наш — на север. Первым препятствием является «варшавка». Немцы превратили ее в настоящую оборонительную позицию. Подступы со стороны леса прикрыты минированными завалами. Придется прорывать… В этом рейде от подразделений потребуется большая маневренность. Будем выбирать открытую местность, избегая лесов и болот…

Вершигора помолчал некоторое время, как бы размышляя, говорить или нет, и, наконец, решился:

— Хочу обратить внимание на одну из особенностей. Мосты захватывать, но не взрывать. В исключительных случаях разрешаю разбирать…

Услышав последние слова, Бакрадзе локтем толкнул меня в бок, подмигнул и прошептал в ухо:

— Понимаешь, Вано, к чему клонит Борода?

Я утвердительно кивнул головой.

Вершигора продолжал:

— От вас, командиров и политруков, зависит выполнение задачи, поставленной нам советским командованием. В оставшееся время на открытых партийных и комсомольских собраниях нацельте товарищей на выполнение трудной и ответственной задачи… По всей вероятности, это будет наш последний рейд по тылам врага. Думаю, не ударим в грязь лицом.

В конце совещания Войцехович зачитал приказ о выступлении в рейд, объявил маршрут первого перехода и дал ряд советов, как лучше подготовить подразделения к маршу.

Командиры начали расходиться по своим подразделениям.

Воспользовавшись моментом, когда Петр Петрович остался один, я подошел к нему.