Джек Хиггинс - Операция «Валгалла»

Шенк слегка улыбнулся.

— Я с готовностью сделаю то, что герр оберст сочтет нужным.

— Зачем терять еще один день? — начал Каннинг, но Гессер просто встал.

— Это все, что я хотел сказать, джентльмены. Доброго вам утра. — Он кивнул Шенку. — Теперь выведите на прогулку генерала и полковника Бирра.

В саду было холодно, с разных сторон налетали снежные вихри. У всех выходов стояли охранники в длинных куртках с капюшонами, Шнайдер с Магдой неотступно следовал за Каннингом и Бирром. Каннинг оглянулся и щелкнул пальцами, овчарка сразу натянула поводок и заскулила.

— Слушай, старик, отпусти ее, — отрывисто сказал Каннинг Шнайдеру по-немецки. Шнайдер не без колебаний спустил ее с поводка. Сука подбежала к Каннингу и лизнула ему руку. Он встал на колени и стал чесать у нее за ушами. — Ну, что ты об этом думаешь?

— Лучше, чем я рассчитывал. Не забывай, Гессер пруссак. Профессиональный солдат старой школы, Бог и Отчизна — вот его спинной хребет. Ты же предлагаешь ему сдаться. И не только поднять белый флаг, но бегать по округе, чтобы привлечь к этому чье-то внимание. Ожидать от него подобного — это слишком. На твоем месте, я бы удовольствовался тем, чего нам удалось добиться.

— Да, наверно, ты прав. — Каннинг поднялся, увидев Поля Гайллара и мадам Шевалье, проворно шагавших со стороны нижнего сада. Она была в немецкой шинели, на голове шарф, а Гайллар в шинели и в берете.

— До чего вы договорились? — потребовал отчета француз, как только они подошли.

— Расскажи им ты, Джастин, — попросил Каннинг. — С меня на сегодня довольно.

Он пошел прочь, Магда побежала с ним рядом. Он спустился по лестнице, прошел мимо пруда с лилиями и вошел в оранжерею. Шнайдер шел за ним следом, но остался на крыльце.

Здесь было тепло и влажно, всюду зелень, пальмы, виноградная лоза с тяжелыми гроздьями. Он двинулся по черно-белому мозаичному полу прохода и вышел к центру, к фонтану, где нашел Клер де Бевилль, ухаживающей за алыми зимними розами, которые являлись ее особой гордостью.

Каннинг остановился на мгновенье, наблюдая за ней. Она, действительно, была красавицей. Собранные на затылке волосы открывали заостренный книзу овал лица. Высокие скулы, большие спокойные глаза, красиво очерченный рот. Он ощутил старое знакомое возбуждение и легкое чувство гнева, которое ему сопутствовало.

Оставшийся сиротой в раннем детстве, Каннинг большую часть юности провел в закрытых школах разного типа, пребывание в которых оплачивал его дядя, занимавшийся в Шанхае торговыми морскими перевозками. Дядю своего он никогда не видел. Так продолжалось до самого его поступления в Вест-Поинт. С этого момента он полностью принадлежал армии. Всем пожертвовал требованиям, предъявляемым армией, полностью посвятил ей себя. У него никогда не возникало желания иметь жену, семью. Естественно, у него были женщины, но только по необходимости. Теперь все изменилось. Впервые в его жизни другое человеческое существо вызывало у него волнение, и это совершенно не вписывалось в привычную для него схему.

Клер обернулась. В руке у нее были грабли. Она улыбнулась.

— Это ты. Что произошло?

— Ох, мы должны ждать еще двадцать четыре часа. Макс хочет еще раз попытаться связаться с Управлением по делам военнопленных в Берлине. Настоящий прусский офицер, останется им до самого конца.

— А ты, Гамильтон, что ты хочешь?

— Стать свободным сейчас же, — сказал он, в его голосе звучало нетерпение. — Это длится слишком долго, ты понимаешь, Клер.

— Ты слишком много пропустил, да? — Он нахмурился, а она продолжала: — Войну, Гамильтон. Свою драгоценную войну. Сигнал горна, принесенный ветром дым сражения. Для тебя это как хлеб и вода. То, чего жаждет душа. И кто знает, если бы ты был свободен, возможно, тебе бы выпал шанс поучаствовать в последнем победном броске.

— Ты говоришь страшные вещи.

— Но это правда. И что я могу предложить взамен? Только зимние розы.

Она слегка улыбнулась. Каннинг схватил ее в объятья и стал жадно целовать.

Риттер сидел в столовой за пианино и играл этюд Шопена, самый свой любимый. Тот, что его как всегда успокоил, несмотря на тот факт, что инструмент был определенно расстроен. Эта музыка напомнила ему прошлое. Отца и мать, и маленькое поместье в Пруссии, где он вырос.

Русские вели теперь непрерывный обстрел. Звук взрывов был слышен даже здесь глубоко под землей, содрогались бетонные стены. Всюду чувствовался запах пороха, все покрыто пылью.

Пьяный лейтенант СС наткнулся на пианино, расплескав пиво на клавиатуру.

— Довольно этого вздора. Как насчет чего-нибудь взбадривающего? Что-то вдохновляющее. Может, «Хорста Весселя»?

Риттер прекратил играть и, подняв голову, посмотрел на него.

— Полагаю, вы обращаетесь ко мне? — сказал он очень тихим, но бесконечно опасным голосом, его бледное лицо вспыхнуло, глаза потемнели.

Лейтенант увидел Рыцарский крест, Дубовые листья и Мечи, знаки различия и сделал попытку вытянуться.

— Прошу прощения, штурмбаннфюрер. Я обознался.

— Такое впечатление. Уйдите.

Лейтенант отошел, чтобы присоединиться к шумной толпе таких же пьяных как он. Мимо них проходила юная медсестра в униформе. Один из них уложил ее к себе на колени, другой запустил ей руку под юбку. Она засмеялась и потянулась наверх, жадно целуя третьего.

Испытывая омерзенье, Риттер взял в баре бутылку «Стайнхагера», наполнил стакан и сел за свободный столик. Вскоре появился Гоффер. Он оглядел столовую и быстро пошел к Риттеру. Лицо его было бледным от возбуждения.

— Я наблюдал недавно чертовски странную картину, майор.

— Что в ней странного?

— Генерал Феджелайн шел по коридору под конвоем двух охранников, на нем не было ни эполет, ни погон. Он выглядел напуганным до смерти.

— Превратности войны, Эрик. Возьми себе стакан.

— Бог мой, майор, генерал СС, награжденный Рыцарским крестом.

— И как мы все, в конце концов, глина самой обычной разновидности, друг мой. По меньшей мере, его ноги.

— Нам не следовало здесь появляться. — Гоффер огляделся вокруг, лицо его исказила гримаса. — Нам отсюда никогда не выбраться. Мы подохнем здесь как крысы и в плохой компании.

— Я так не думаю.

Лицо Гоффера сразу осветилось надеждой.

— Вы что-то слышали?

— Нет, но все мои инстинкты говорят мне, что услышу. Теперь налей себе и принеси сюда шахматную доску.

Борман и Раттенгубер наблюдали все происходящее через дверь в глубине комнаты. Раттенгубер сказал:

— Его мать была настоящей аристократкой. Одна из тех семей, что ведут свой род от Фридриха.

— Посмотри на него, — сказал Борман. — Ты обратил внимание, как он поставил на место эту пьяную свинью. И вот что я тебе скажу, Вилли, я уверен на сто процентов, он не поднимал руку и не говорил: хайль Гитлер, по меньшей мере, два года. Мне знакома эта разновидность. Они приветствуют друг друга как английские гвардейцы, прикладывая палец к козырьку фуражки. А какие они смельчаки, Вилли. Сказать тебе, что они думают, даже те, что в СС? Ты можешь вообразить, чтобы они до сих пор оставались верными старым крестьянам, вроде нас с тобой?