Роберт Дейли - Сильные духом (в сокращении)

На жестком полу болели колени. В тусклом свете одинокой свечи алтарь казался недосягаемо далеким, как сам Господь.

Допустим, он убежит. Для него это значило бросить лишь наполовину исполненную миссию. Но в то же время он понимал: иного выхода нет. Разве мог он, убежденный пацифист, проповедник ненасилия, сознательно стать жертвой насилия, причиной кровопролития? Взять на себя ответственность за смерть других людей, которые поплатятся жизнью, пытаясь отомстить за него.

Убийство могло произойти на глазах у его ни в чем не повинной жены, его малолетних детей. Он представил, как преступники врываются в их дом, когда вся семья собралась за обеденным столом. И Норма, и дети тоже могли пострадать, погибнуть или остаться калеками.

Почему Господь не хочет сделать за меня этот выбор? — в отчаянии думал пастор Фавер. Сама эта мысль граничила с богохульством и заставила его содрогнуться. В конце концов, так и не получив ответа, он поднялся с колен. На улице все еще лил дождь. Фавер запер церковь и с тяжелым сердцем побрел к дому. Ему казалось, Господь отвернулся от него, а все потому, что в нем не было прежней веры, что он теперь не заслуживал Божьей помощи.

Если Господь не пожелал принять за него решение, тогда это должна сделать Норма. Вернувшись домой, пастор позвал жену на кухню и спросил, как ему поступить.

Вместо ответа она обняла его, уткнувшись лицом ему в плечо. Он с удивлением увидел, что она плачет. Норма была сильной женщиной. Насколько помнил Фавер, за все эти годы она плакала два или три раза. Но если раньше слёзы у нее прорывались от ярости или огорчения, то сегодня она плакала от душевной боли.

— Почему нам выпало жить в такое время? — проговорила она. Но уже через мгновение Норма справилась со слезами и выпрямилась. — Тебе нужно уходить. Нельзя, чтобы дети увидели, как какие-то люди вламываются в дом и убивают их отца.

Он понял: для нее это самый главный аргумент, по существу единственный, который что-то для нее значит, поэтому она с него и начала.

— Хорошо, — согласился Фавер. — Я сейчас же уйду.

— Куда ты пойдешь?

— Переночую в гостинице у Жан-Поля. Он всегда был надежным другом.

— А завтра?

— А завтра отправлюсь в какой-нибудь другой город. Возможно, придется не раз перебираться с места на место. Я дам тебе знать, где нахожусь.

— Конечно.

Пастор снова вышел под дождь.

На следующий день тоже лил дождь. Лили передала в Лондон очередную радиограмму об отмене полета, с беспокойством отметив, что они слишком часто выходят в эфир с одного и того же места.

Оставалось надеяться, что завтра погода исправится, иначе придется ждать еще целый месяц.

Дождь кончился ночью. К девяти утра облака рассеялись и выглянуло солнце. Воздух быстро прогревался, и Дейви это тревожило: оттепель и ливший двое суток дождь могли превратить посадочную площадку в болото.

— Я бы хотел посмотреть на поле, которое ты нашел, — сказал он Гликштейну.

— До него два километра, — ответил Пьер.

Они отправились туда на велосипедах — втроем, так как без помощи Рашели молодые люди не могли разговаривать. Прибыв на место, Пьер и Рашель стояли на дороге, пока Дейви вышагивал по полю. Ему не доводилось летать на «локхидах». Но Дейви приблизительно знал размах крыльев этого бомбардировщика, его вес и посадочную скорость. Выбранная площадка подходила и по длине, и по ширине, но земля была вязкой. Даже если удастся сесть, взлететь с этого поля никак не получится.

Если уж его так волнует состояние поля, то в Лондоне и подавно должны беспокоиться, зная, что здесь два дня шли дожди. И не получив подробной информации, которая развеяла бы сомнения, они вылет не назначат.

Дейви вернулся к дороге и взял у Пьера свой велосипед.

— Ты нашел отличное поле, — сказал он, — но оно слишком размокло, чтобы принять двухмоторный самолет.

Он знал, что им нужно — прямой отрезок дороги, желательно с твердым покрытием, свободный от проводов и деревьев. Вот только где его искать?

Пьер захватил с собой военную карту. Остаток дня они провели, осматривая подходящие участки и прячась в лесу каждый раз, когда слышался шум приближавшейся машины.

Постепенно расширяя круг поиска, они удалились от лагеря на пять километров, затем на десять, на пятнадцать, пока наконец не нашли открытое место, где дорога проходила по высокой насыпи среди полей. Дейви пошел осматривать дорогу. Пьер нервничал и все время озирался, ему явно не нравилось стоять там, где их видно издалека. Он то и дело повторял: «Давай быстрее».

По обе стороны от дороги, но, к счастью, на достаточном расстоянии от нее, стояли крестьянские дома. Ни столбов на обочинах, ни проводов. Грунт, на взгляд Дейви, достаточно твердый, поверхность ровная, и длины прямого участка вроде бы должно хватить.

Не обращая внимания на боль в ноге, он начал мерить дорогу шагами. Необходимо как минимум девятьсот метров, это примерно тысяча шагов, и он старательно отсчитывал их. Еще девятьсот метров пришлось пройти, возвращаясь обратно к велосипеду. Дейви сильно хромал, и Рашель встревожилась:

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — ответил он с натужной улыбкой и попросил ее сказать Пьеру, чтобы тот отметил на карте это место.

В лагере Дейви отыскал Лили. Он сообщил ей координаты новой посадочной площадки и помог составить радиограмму. В ней он указал длину полосы, состояние покрытия и погодные условия. По его мнению, это должно было убедить Лондон. Но радистка была недовольна — текст получился длинным, почти в сотню слов.

— Чтобы все это передать, понадобится десять-пятнадцать минут. Немцы могут нас запеленговать, — сказала она и, покачав головой, застучала ключом.

Вскоре солнце скрылось за древним вулканом, а спустя еще немного времени стало совсем темно. Они ждали ответа из Лондона, но его все не было.

Как только Джо Тофт приземлился на аэродроме Темпсфорд, его отвели в барак, представлявший собой сборную конструкцию из гофрированных металлических листов. Внутри он увидел ряды стульев перед небольшим возвышением у задней стены, на которой висела прикрытая занавеской карта, — очень похоже на командный пункт на его авиабазе. Несколько человек с мрачными лицами сидели на краю подиума, еще несколько разместились напротив, в первом ряду. Среди них была Вера Томпкинс. Услышав, как вошел Тофт, она встала и двинулась ему навстречу.

Они обменялись рукопожатиями.

— Вы выразили желание быть здесь, когда мы доставим вашего друга из Франции, — сказала мисс Томпкинс. — Поэтому я вам позвонила. Только, боюсь, вы напрасно прилетели.

— Простите, не понимаю.

— Вылет отменяется.

Она показала ему три радиограммы, полученные от Лили за последние три дня: две короткие о невозможности принять самолет по погодным условиям и одну, сегодняшнюю, с координатами и подробным описанием новой посадочной площадки.