Александр Дудко - Аргентовские

Василий Алексеевич сел напротив, степенно пригладил короткие усы.

— Верно говоришь. Главное, чтоб душа кипела за революционное дело. У нас, на приисках, вовсе старичок всем заправлял. Щуплый такой, в чем душа держится, а ума — палата.

— Хватит, отец, — прервала его Анна Ефимовна, ставя на стол миску со щами. — Лавруша на обед не приходил, проголодался, а ты разговорами потчуешь.

— Не встревай, мать, в мужской разговор, — обиделся Василий Алексеевич. — Худого я ему не присоветую. — Немного помолчав, чтобы переключиться на прежний тон, спросил:

— Ты Ленина один раз видел?

Лавр испытующе глянул на отца: к чему он клонит? Однако на лице Василия Алексеевича было лишь неподдельное любопытство.

— Один. На Финляндском вокзале.

До первых петухов затянулся разговор. Не спала и Анна Ефимовна. Убрав со стола, принялась за вязание. Удивительные истории рассказывал Лавруша. Трудно было поднимать революцию. Спасибо Ленину, что на путь наставил людей!

Не вытерпела Анна Ефимовна, свое слово вставила.

— Брательника Костю пристроил нито куда… Меньшой он у нас, а ить семнадцать ужо стукнуло. Пора бы за ум браться.

— Вот и я о том хотел посоветоваться. С завтрашнего дня милицию начнем перетрясать. Не взять ли его конным? Лошадей любит. Остальному подучится.

Василий Алексеевич насупил брови. Анна Ефимовна, подперев голову руками, вопросительно поглядывала то на сына, то на мужа. Видимо, предложение Лавра застало их врасплох. Начиная разговор о Косте, Анна Ефимовна думала: может, в ученики куда устроит Лавруша, а тут — милиция…

Наконец Василий Алексеевич, не отрывая глаз от стола, раздумчиво сказал:

— Я так мыслю. Ежели милицию строить на новый лад, старую порушить всю след. Выгнать всех до последнего.

— Зачем всех?.. — возразил Лавр. — Среди милиционеров, какие в штате числятся, и хорошие люди есть. Бывших полицейских, кадетов, эсеров и другую шваль в три шеи турнем.

— Я к тому, што милиция из лучших пролетариев состоять должна, а молокососам, как наш Костя, там делать нечего. Я так понимаю: милиционер — что солдат, — продолжал Василий Алексеевич. — Ему с ружьем расставаться никак нельзя. Случилось што — милиционер туда: кто на Советскую власть замахнулся? А у нашего Кости одна беготня да голуби на уме.

— Ты не прав, батя. Костя уже не молокосос. Ну, жизни не знает, так это поправимое… Раз да другой себе шишку набьет, третий — поостерегется.

Василий Алексеевич опять задумался. Затем из-под седых бровей на сына ласково блеснули глаза.

— Ладно. Пиши брательника в милицию, коли так… Но поимей в виду: с ним еще горя хлебнешь. Объясняй ему что и как.

Ночь темная, безлунная. По булыжной мостовой гулко цокают копыта — конный милицейский отряд поднят по тревоге. Вперед ускакал дозор и будто растаял в черной мгле. А надо спешить, пока бандиты с обозом не улизнули в свою берлогу.

Полчаса назад красногвардейский патруль подобрал раненного ножом в спину сторожа фуражного склада. Два его напарника убиты. Бандиты нагрузили зерном несколько пароконных подвод и отбыли в сторону Мало-Чаусово. А там куда — на Глинки или Белый Яр?

У Мало-Чаусовского переезда отряд задержался: со стороны Петропавловска шел грузовой поезд. Аргентовский спешился, зашел в будку железнодорожного сторожа.

За маленьким откидным столиком седоусый старик пил чай. Он даже головы не повернул в сторону вошедшего. «Может, глухой?» — подумал Лавр и громко спросил:

— Обоз тут не проходил, дедусь?

— Чего орешь?! — насупился старик. — Ай, не глухой… Ездют тут всякие, а ты должон знать, куды и зачем…

Он неторопливо откусил кусочек сахару, подул в блюдце, отхлебнул глоток и уже более миролюбиво сказал:

— Кубыть, проходил.

— В какую сторону?

— А я почем знаю? Кубыть, туды, к Белому Яру.

— Когда? — допытывался Аргентовский, теряя терпение. Но сторож невозмутимо продолжал ритуал чаепития. Наконец, он поднял глаза на стену, где размеренно тикали ходики с кукушкой, поставил блюдце на стол и неторопливо ответил:

— Ишшо кукушка не куковала… Кубыть, часу нету…

Лавр выбежал из будки, вскочил на коня.

— Помазкина ко мне! — передал по колонне комиссар. Через минуту из темноты вынырнул конник.

— Слушаю, товарищ комиссар!

— Возьмите с собой двух-трех человек, езжайте в Мало-Чаусово. Обойдите дворы, выясните: не проезжал ли обоз к мосту. Отряд догоните у Белого Яра.

Аргентовский стал привыкать к седлу. Оно уже не казалось таким жестким, и спина не ныла, как раньше… Две недели не слезал с коня — мотался по уезду, проверяя работу волостных отделений милиции. Большинством из них руководили эсеры. Такие работники не внушали доверия, и Аргентовский решительно заменял их. А когда возвратился в Курган, в совдепе лежало несколько жалоб.

— Что станем делать? — озадаченно спросил его секретарь Солодников.

— Разбираться, — в тон ему отвечал Лавр. — Если не прав, наказывайте.

…По субботам Аргентовские топили баню, которую арендовали у соседей. Василий Алексеевич надевал старую шапку и рукавицы, брал с собой жбан квасу, плескал на каменку, отчего пар делался вязким, душистым, и яростно хлестался веником.

— Во дает! — восхищался Костя.

— Молокососы!.. — кряхтел на полку отец. — Пару испугались… А еще милиционеры…

Лавр хлопал Костю по голой спине, смеялся:

— Вот он как нас поносит… Батю, конечно, не одолею, а с тобой потягаюсь… Замачивай второй веник.

Костя принимал вызов. И, как только отец, кряхтя и постанывая, выбегал в предбанник, братья забирались на полок, мутузили себя до тех пор, пока кто-нибудь не сдавался.

Из бани возвращались разомлевшие, еле передвигая ноги. Весь вечер Анна Ефимовна отцеживала квас. После ужина в горнице по полу Лавр с Костей раскатывали кошму и блаженно засыпали.

В этот вечер в окно громко забарабанили: пришел вестовой из управления милиции. Братьев растормошил Василий Алексеевич.

…В темноте невнятно бормотали ручьи. Лавр поежился, плотнее замотал шарф: тает, а все равно холодно.

В стороне от дороги тявкнула собака, пахнуло дымком. «Белый Яр, — определил Аргентовский. — Надо разведку послать». Не успел распорядиться, как зацокали копыта и на взмыленных конях подскакали разведчики Помазкина.

— Товарищ комиссар, бандитский обоз через Глинский мост направился в сторону Падеринки, — доложил командир группы.

— Подробнее, — попросил Аргентовский.

— Старик сказывал: вышел ко двору, корова у него телиться должна, слышит — брички тарахтят. Глянул из подворотни — около десятка подвод и верховые при них. Конных немного.

— Сколько?

— Человек пятнадцать, может, чуток поболе.