Николай Внуков - Когда гремели пушки

— Садись, дорогой Ханно, садись! — жестом радушного хозяина Дениц показал на уютное кресло у окна. — Ты, кажется, хорошо подружился с двойняшками? «Дракон» — это не грязные рыбачьи шаланды у Анцио…

— Мой адмирал, — произнес Криг смущенно. — Еще в Италии, в бухте Неттуно, англичане выловили одну из наших торпед. «Негры» — это секрет полишинеля. Исчезло самое главное — эффект внезапности. Слишком дорого нам обошелся «Дракон» в бухте Сены. Восемь из сорока — это игра на проигрыш.

— Ты прав, Ханно. Это булавочные уколы в спину слону. Но… я вижу, у тебя есть какие-то соображения и тебе не терпится их высказать.

— Мой адмирал, что стоят мои соображения…

— Не надо излишней скромности. Мы солдаты фюрера и мужчины. Говори.

— Мне кажется, что карьера «девочек Моро» кончилась.

Дениц заложил руки за спину и прошелся по кабинету.

Некоторое время оба молчали.

Кригу показалось, что гросс-адмирал взбешен и только делает вид, что спокоен. Но, когда Дениц повернул к нему лицо, он понял, что ошибся.

По губам адмирала скользнула улыбка, такая зловещая, что Кригу стало не по себе.

Как и в прошлую встречу, он подошел к столу и жестом подозвал к себе Крига.

— Мысль человеческая никогда не останавливается на достигнутом, Ханно, — сказал он. — Взгляни.

И снова, как в прошлый раз, на лице обер-лейтенанта Крига отразилось недоумение.

На полотнище чертежа он увидел хорошо знакомую серийную торпеду G7E, но теперь уже не сдвоенную, а одинарную, самую обычную, такую, какой вооружены все германские подводные лодки с осени 1942 года.

— Ты видишь какие-нибудь конструктивные изменения? — спросил Дениц.

— Да, гросс-адмирал. Зарядная камера у нее необычно мала, и… клянусь, она не потопит даже прогулочной яхты при самом удачном попадании.

— Она способна вывести из строя любой линкор за три — четыре минуты. — В голосе Деница прозвучали металлические нотки.

— Тогда… значит, наши химики разработали какую-то новую взрывчатку невероятной силы?

— Линкор даже не будет взорван, — продолжал Дениц. — Он останется на плаву.

— Не понимаю… — сказал Криг.

Дениц выдвинул ящик письменного стола, вынул из него стальной матовый цилиндр и поставил его на чертеж.

— Вот что будет в боеголовке вместо взрывчатки.

Цилиндр высотой был не больше бутылки рейнвейна и примерно такой же толщины. В верхней части его находилась винтовая крышка, так плотно пригнанная, что она отделялась от корпуса лишь тончайшей щелью. Судя по усилию, с которым Дениц поставил снаряд на стол, он был довольно тяжелым. Криг вопросительно посмотрел на адмирала.

— Внутри находится стеклянная ампула емкостью в три четверти литра. А в ампуле — самое мощное отравляющее вещество из всех, когда-либо открытых человеком, — сказал Дениц. — Ты слышал что-нибудь о ботюлинуме?

— Нет.

— Это алкалоид колбасного яда. Десять граммов его достаточно, чтобы убить все живое на территории Европы.

— Бог мой!.. — воскликнул Криг, с ужасом глядя на цилиндр.

— Ханно, это проверено. Наши химики синтезировали ботюлинум в лабораториях всего месяц назад. Правда, здесь не чистый яд, а его более слабое соединение, которое условно названо «голубой тюльпан».

Дениц уселся за стол и, глядя на адский снаряд, заговорил почти мечтательно:

— Представь себе, Ханно: торпеда с боевой головкой, в которой находится ампула с ботюлинумом, тихо ударяет в борт корабля. Толчок так слаб, что никто из команды даже не подозревает, что судно подверглось атаке. А меж тем распыленный сжатым воздухом яд создает локальную отравленную зону, своего рода облако, которое окутывает корабль. Вентиляционная корабельная система разгоняет газ по всем внутренним помещениям. «Голубой тюльпан» не имеет ни запаха, ни вкуса. И люди до самого последнего момента не понимают, что с ними произошло. Тщетно ищут они выхода из отсеков — страшная резь в желудке, тошнота и головокружение валят их с ног. Тщетно взывают они о помощи — уже никто не поможет им. Через две с половиной, максимум через три минуты — смерть. И вот уже на волнах качается корабль с мертвой командой на борту… Эффектно?

— Да, — чуть слышно ответил Криг.

— Ты понимаешь, Ханно, вся материальная часть корабля цела, не разрушена ни одна переборка, не поврежден ни один прибор… А ботюлинум через несколько минут дает неядовитое соединение с водой, и никакими анализами не установить, что вызвало смерть команды.

Дениц погладил стальной цилиндр ладонью.

— И первым в истории человечества эту штуку должен будешь испытать ты, капитан Криг.

24 апреля 1945 года в Бремергафене капитан Криг принял свою старую подводную лодку У-81, только что вышедшую из капитального ремонта. Окрашенная грязно-желтыми и серыми полосами под цвет балтийских волн, она стояла в дальнем, северном конце гавани, у полуразрушенного пирса. Охранники-эсэсовцы пропускали в этот уголок порта только членов команды.

В марте Бремергафен подвергся нескольким ударам союзной авиации. Почти все портовые постройки лежали в руинах. Дома на ближних улицах почернели от копоти пожаров. Гражданское население давно эвакуировалось на юг страны. Большой город казался вымершим. На рейде, раньше тесном от мачт и труб, не было ни одного корабля.

В апреле американские и английские летчики перестали обращать внимание на Бремергафен. Как военный объект порт перестал существовать. Теперь самолеты союзников волна за волной проходили в сторону Гамбурга, Любека и Киля. На востоке бои шли уже на подступах к Берлину, под Эберсвальдом и Рюдесдорфом. «Великая германская империя» распадалась на глазах. Но те, которые стояли у власти, еще на что-то надеялись. И они выбрали Бремергафен тем местом, откуда издыхающий рейх в последний момент должен был показать миру свое ядовитое жало.

Криг построил команду лодки на палубе.

Оглядел всех.

Еще с сорок первого года, когда лодкой командовал Гутенбергер, он знал в лицо каждого.

Тогда, упоенные первыми победами, они действительно могли притащить из ада самого черта. Розовая сытость наливала их щеки. Презрение к миру и смерти светилось в глазах. Это были германцы, воспитанные для боя и для власти. А сейчас… Где подтянутость, бесстрашие, готовность к самопожертвованию? Где улыбки, молодцеватость, остзейский морской шик? Почему угрюмые лица, косые взгляды, мешковатость?..

Поднять настроение! Вздернуть их на дыбы! Немедленно! Сейчас! Вот что нужно.

Криг шире расставил ноги.

— Матросы! Фюрер и родина вложили нам в руки карающий меч. У нас на борту новые торпеды, обладающие страшной разрушительной силой. Сегодня мы выходим в море на свободный поиск. Нам доверено первыми испытать это оружие в боевых условиях…