Марина Чечнева - Повесть о Жене Рудневой

— Представляешь, лейтенант, что станет с Гитлером, когда разведка донесет ему, что барышни вылетели на фронт?! — говорилось нарочно громко, чтобы девушки слышали.

— Думаю, удар его хватит, боюсь, не выживет.

— Точно не выживет. Добьют они его. А ты видел, какие самолеты для них привезли?

— Нет, а что?

— Специальные. Такие маленькие да уютные. Снаружи розовые, в цветочек, а некоторые в горошек, и бордюрчик по фюзеляжу пущен. Загляденье! А внутри все шкафчики да полочки. Отдельный шкафчик для верхнего платья, коробка для шляп и специальная полочка для бомб тоже предусмотрена, а как же!

— А ботики куда ставить?

— Там все есть.

«Это уж совсем глупо, — думала Женя, внимательно следя за своим шагом, — ведь видят, в каких мы сапожищах, могли бы посочувствовать и помолчать».

В конце концов, эти насмешки тоже шли на пользу — они подстегивали упорство воспитанниц Расковой в их стремлении опровергнуть «истину», будто летать, а тем более воевать в воздухе не женское дело.

Со своей стороны девушки относились к курсантам мужского пола настороженно и подозрительно, — дружбы не получалось.

Однажды в начале зимы две слушательницы из штурманской группы встретили в столовой троих знакомых по университету студентов, которые приехали служить в соседнюю авиачасть. Ребята очень обрадовались встрече, посадили девушек за свой стол, а после обеда они вышли все вместе и прошлись до казармы, весело вспоминая университет, студенческую жизнь. Постояли у входа минут пять и разошлись. Когда обе студентки вошли в казарму, смеясь и все еще переживая радость встречи и приятного разговора, они не сразу заметили, что остальные девушки смотрят в их сторону сумрачно и неодобрительно. Через минуту на собрании университетской комсомольской группы разбиралось «персональное дело» провинившихся. Суждения были строгие и даже жестокие.

— Вы понимаете, где вы находитесь и какая сейчас обстановка? — спрашивали их.

— Вы слышали, что такое воинская дисциплина?

— Ваше поведение, мягко выражаясь — легкомысленно, а если точнее…

— Это же позор на весь университет, на весь наш коллектив!

Теперь, когда прошло более тридцати лет, видишь, какой пустяшной была причина девичьего гнева. Но тогда, в Энгельсе, существовала атмосфера сурового аскетизма, ревнивого отношения к воинскому долгу, к чести своего армейского коллектива. Все это можно понять. На фронтах идет жестокая борьба, а мы — в тылу. Мужчинам армейская служба дается куда легче, а мы мучаемся. Мы мечтаем «утереть нос», «доказать» этим насмешникам и гордецам, что «девушки не хуже», а тут двое из нас позволяют проявить к себе со стороны сильного пола покровительственное отношение, принимают приглашение сесть к столу и т. д. и т. п. Как бы там ни было, «виновные» дали слово, что ничего подобного больше не повторится.

Наступило 7 ноября. В этот день авиачасть № 122 принимала воинскую присягу. Накануне в женской казарме суета не утихала до двух часов ночи. Утюгов было всего пять, а нужны они были всем. Поэтому установили пять очередей и каждой девушке отпустили на глаженье не более трех минут. Дежурная по каждой очереди следила за соблюдением срока с часами в руках и через три минуты бесстрастным голосом говорила: «Ваше время истекло».

— Ну еще полминуты, один рукав остался, — упрашивала не успевшая управиться девушка.

— Как, девчата?

Мнения разделялись, и дежурная своей властью давала дополнительно 20 секунд…

Утром команда «Подъем!» прозвучала особенно бодро. Особенно вкусным был завтрак, особенно вежливыми были преподаватели. В середине дня отутюженные, в начищенных сапогах добровольцы выстроились в спортивном зале. Не успели построиться, как прозвучала команда «Смирно!», и в дверь вошли начальник летной школы, комиссар школы, начальник сбора женских авиаполков майор Раскова, другие командиры и преподаватели.

Женя волновалась, ждала своей очереди читать присягу! И наконец:

— Руднева!

Почти не глядя в листок с текстом — она его выучила, мысленно повторяя слова за теми, кто читал до нее, Женя звонко произнесла:

— «…вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь сражаться, не щадя крови и самой жизни для полной победы над врагом…»

Когда она закончила и снова встала в строй, у нее появилось знакомое, давно испытанное чувство. Она вспомнила: так же было шесть лет назад, когда в райкоме комсомола ей вручали комсомольский билет. Это одновременно радость и опасение — она принимает на себя почетную и вместе с тем очень трудную обязанность и дает клятву ее выполнить. Пустых обещаний Женя никогда не давала, а тут не просто «обещаю», но «клянусь». Если она не выполнит клятву, то жить она не сможет, это она знала хорошо. Отсюда — тревожное чувство.

Сначала военная форма, теперь присяга — все ближе и ближе к заветной цели — стать настоящим бойцом. Скорее бы на фронт…

В середине ноября на средней Волге утвердилась зима. Снег скрыл земные краски, спрятал детали ландшафта, белыми чехлами накрыл деревья. С реки дули резкие, злые ветры, свистели и выли упорно и угрожающе. Вставать по команде «Подъем!», когда город еще во сне, не видно ни огонька, ни дымка над трубой, становилось все труднее. На утренний туалет отводилось десять минут, и девушки, еще толком не проснувшись, должны были срочно одеваться и умываться. Нелегко привыкнуть к такому темпу. Галя Докутович, учившаяся вместе с Женей в штурманской группе, описала эту неприятную процедуру в шуточном стихотворении:

В первые часы, когда в классах еще горел электрический свет, глаза слипались и требовалось напряжение воли, чтобы слушать преподавателя и не задремать.

По мере того как Женя вникала в штурманское дело, оно захватывало ее все больше. Занятия по аэронавигации открыли для нее новый мир атмосферы нашей Земли. В университете она изучала далекие небесные тела и облачность для нее была только помехой при наблюдениях дорогих ее сердцу переменных звезд. Теперь облака интересовали ее сами по себе. Из глубин космоса она перенеслась в околоземную атмосферу, которую, оказалось, знала весьма приблизительно. Жене стали известны виды облаков и ветров, их скорость и влияние на полет самолета. Она узнала, что ветер может отклонить самолет от курса и даже сбить его с пути, может ускорить или замедлить полет. Реальный смысл обрели понятия «курс самолета», «путевая скорость», «путевой угол», «угол сноса», «угол ветра», «курсовой угол ветра». Узнала она и то, как прокладывается маршрут полета, как подходить к заданной цели, как надо бомбить и ложиться на обратный курс от цели. Очень пригодилось ей знание звездного неба. В случае необходимости звезды могли и в самом деле оказаться путеводными.