Марина Чечнева - Повесть о Жене Рудневой

Незадолго до взлета к Жене Рудневой подошла с обиженным лицом Аня Высоцкая.

— Опять у меня неопытный штурман. На такую цель я с ней не пойду, я же сама…

— Постой, с кем ты летишь?

— С Лошмановой. Я хочу с кем-нибудь из «старичков»…

— Ах, Аня, Аня, не могла раньше сказать.

Женя поговорила с командиром эскадрильи Таней Макаровой, но из перетасовок второй эскадрильи ничего не выходило, и тогда ей пришло на ум взять опытного штурмана для Высоцкой из первой эскадрильи.

Летчица Наташа Меклин и ее штурман Галя Докутович уже сидели в своей машине и дожидались сигнала к взлету, когда к самолету, шаря по земле слабым лучиком фонарика, подошла Женя.

— Девбчки, я к вам.

— Слушаем, товарищ штурман полка, — отозвалась Наташа.

Женя объяснила в чем дело, но Галя колебалась:

— Что уж вторая так обеднела, что своего порядочного штурмана не найти?

— Мы все варианты прикинули, ничего не получается. Выручай, Галочка!

— Села, устроилась, место нагрела, а тут вылезай. Только ради тебя, Женюра.

— Высоцкая сегодня не в своей тарелке, нервничает. Ей нужно помочь, чтобы не наделала глупостей, — объясняла Женя на ходу. — А ты как себя чувствуешь, спина не болит?

— Нормально.

На командном пункте к Жене подошла Катя Рябова. Она отозвала Женю в сторону и тихо спросила, наклонившись к ее плечу:

— Ты за Галку не боишься?

— Что ты! Я сама сделала с Высоцкой шесть вылетов и полетела бы сегодня, но мне надо с Рыжковой лететь — у нее еще меньше опыта.

Женя ответила уверенно, однако вопрос Кати ее встревожил. «Почему она так спросила?» — думала Женя, усевшись уже на место штурмана позади Клавы Рыжковой.

Девять экипажей второй эскадрильи взлетели один за другим: Крутова — Саликова, Высоцкая — Докутович, Рогова — Сухорукова, Розанова — Студилина, Полунина — Каширина, Макарова — Белик, Дудина — Водяник, Чечнева — Клюева, Рыжкова — Руднева. Предстояло бомбить скопления живой силы и техники врага близ станиц Киевской, Крымской, Молдаванской.

Сначала все было привычно: над целью поднялись лучи прожекторов, постояли, колыхнулись и ринулись ловить первый самолет. Прилипли и повели. Второй и третий экипажи шли спокойно, ожидая увидеть вскоре разрывы снарядов и трассирующие очереди зенитных пулеметов, но зенитки молчали. Маленький самолетик поблескивал в лучах, рвался вверх, шарахался в стороны, и казалось, что он привязан к земле широкими белыми лентами, которые натянулись, но не обрываются. Неизвестно отчего, совершенно неожиданно самолет вспыхнул и все же продолжал планировать. Прожектора вели его еще некоторое время и наконец погасли. Пламя приближалось к земле. У самой земли из горящего самолета вылетела красная ракета, и тут же вверх взметнулась яркая масса огня, грянул взрыв. Внизу неторопливо догорали обломки.

И снова включаются прожектора и ловят второй самолет. Все повторяется: поймали, ведут, и снова молчат зенитки. Вдруг откуда-то сбоку к ПО-2 летят губительные светлячки, вспыхивает плоскость. Падает второй самолет, тянутся огненные языки. Секунды, и снова взрыв.

Теперь ясно: в небе патрулирует вражеский истребитель. Прожектора освещают для него цель, и он без помех, как на ученьях, расстреливает тихоходные самолеты. Все, кто летит следом, впервые видят такое, впервые на их глазах горят подруги, горят свои, родные девочки, которых любишь, с которыми столько переговорено, с которыми приходилось ссориться и мириться, которых, кажется, знаешь тысячу лет.

И третий экипаж, как притянутый магнитом, как бабочка, зачарованная светом, треща слабым мотором, движется навстречу своей гибели, поджидающей в темноте. В чем же дело? Страх и недостаток времени на обдумывание маневра. Парализованная страхом мысль плохо работает. Загипнотизированные жуткими падающими факелами, Рогова и Сухорукова продолжают идти прежним курсом на прежней высоте и попадают в сокрестие лучей. Горит третий самолет. Как в страшной сказке: невидимое чудовище пожирает подруг.

И только четвертый экипаж находит выход. Набирать высоту бесполезно — фашистский истребитель в состоянии подняться намного выше ПО-2. Значит, надо спуститься. Фашист с его скоростью не сможет охотиться на малой высоте, да еще в темноте. Конечно, ПО-2 рискует пострадать от осколков и взрывной волны собственных бомб, но тут есть шансы выжить, там же, на высоте тысячи метров — верная гибель.

Четвертый самолет спускается до 500 метров, планирует с выключенным мотором, освобождается от бомб над головами гитлеровцев. В тишине взрывы гремят оглушительно, самолет подкидывает вверх, но он остается цел. Прожектора шарят где-то в высоте, самолет тем временем тихо парит, теряя высоту. Включен мотор, и тогда оживают зенитки, но бьют неприцельно.

Пятый экипаж не догадывается предпринять тот же маневр и погибает, как погибли первые три.

Самолет Полуниной — Кашириной падает, разваливается в воздухе на куски, в кабине штурмана рвутся ракеты — прощальный сигнал живым.

Все остальные экипажи поступают, как четвертый, и невредимыми возвращаются на свой аэродром.

Как только приземлился их самолет, Женя бросилась к вернувшимся машинам, но там никого не было. Сорвав с головы шлем, она побежала на КП, споткнулась, упала и, не отряхиваясь, плача, побежала дальше.

В бывшем правлении колхоза, где разместился командный пункт, собрался почти весь полк. Стояли и сидели тихо, подавленные происшедшим, прижавшись друг к другу, как бы сплотившись перед лицом великого несчастья. Те, кто обманул смерть, устало рассказывали о только что виденной и пережитой трагедии. Женя пробиралась к столу командира и с подрагивающими губами всматривалась в знакомые лица, будто видела их впервые и хотела запомнить. Она уже знала, что не найдет здесь ни Галю Докутович, ни Женю Крутову, и едва сдержала готовый вырваться отчаянный протестующий крик: «Нет!!!»

За одну ночь полк потерял восьмерых. Не стало Жени Крутовой, Лены Саликовой, Ани Высоцкой, Гали Докутович, Сони Роговой, Жени Сухоруковой, Вали Полуниной и Иры Кашириной.

В эту ночь больше вылетов не было. Но выполнить приказ «Спать» никто не мог. Лучшие подруги погибших плакали навзрыд, остальные мрачно переговаривались в своем общежитии, со страхом посматривая на восемь застеленных, пустых коек. Под этими койками стояли чемоданчики, вещевые мешки, на одеялах лежали недочитанные книги, из-под подушек высовывались уголки платочков с незаконченными вышивками. Невозможно было представить, что те, кому все это принадлежит, не вернутся к своим вещам, оттого что в один миг перестали быть живыми людьми и теперь лежат где-то обгоревшие, обезображенные.

Женя не могла плакать. Она не спала, но в разговорах не участвовала и не слышала, что говорят рядом. В мозгу бесконечным хороводом кружились две мысли: «Ты сама послала Галю на смерть, сама…» и «Они еще вернутся, кто-нибудь обязательно вернется, не может быть, чтобы никто не спасся…» Иногда рождавшийся в глубине сознания холодный трезвый голос вставлял свое слово: «Самолеты упали и взорвались, чуда быть не может».