Виктор Московкин - Ремесленники. Дорога в длинный день. Не говори, что любишь: Повести

Людмила прошла на шаг-два и, полуобернувшись, невинно спросила:

— А где Леша, товарищ ваш?

Сергей, а это был он, растерянно и восторженно смотрел на нее, никак не соображая, что она спросила…

Сергей только что отслужил, поступил на работу и мало еще кого знал из заводских. Но ему показалась, что девушку эту он уже где-то видел. Вот только где?

Девушка была стройная, высокая, с тонкой талией, короткое платьице обнажало упругие ноги, а глаза… что это были за глаза! — крупные, что сливы, коричневатые, смешливые; вызывающе смотрит и смеется.

— Какого вы Лешу ищете? Я не знаю Леши, — объяснил он.

— Неужели ошиблась? Вот невезучая! — Людмила ласково улыбнулась, поиграла глазами — она умела пользоваться тем, чем наградила ее природа. — Я думала, вы с Лешей.

Головнин вдруг почувствовал жгучую неприязнь к незнакомому Леше.

— Этот Леша друг ваш? — ревниво спросил он, не в силах оторваться от ее притягательных глаз, смуглого нежного лица. «Кажется, я уже могу глотку перегрызть твоему Леше».

— Да нет, — вроде бы с досадой на его непонятливость сказала она. — Вы похожи на друга Леши.

Опьянев от красоты ее, от внезапной влюбленности, Сергей совсем перестал соображать, глупо хмыкнул и сказал:

— Выходит, я похож на друга Леши? Или нет… Фу, черт! Но, может, это я и есть? Все может быть…

Теперь уж Людмила смеялась вовсю, она поняла, какое сильное впечатление произвела на парня, это ей льстило.

— Федот, да не тот, — весело заявила она. — А сходство изумительное.

Только теперь Головнину стало ясно, что эта красивая девушка с какой-то целью разыгрывает его. Она так ослепила, что ему и подумать было робко завязать знакомство с нею.

Не узнав еще ничего о ней, он уже боготворил ее. «Какая я ей ровня, мне ли до нее!» Чувствуя себя приниженным, он озлился.

— Я помогу вам найти Лешу, — с мрачной решимостью сказал он.

— Неужто! — Вся она засветилась радостью, будто вот-вот бросится на шею. Но Сергей, теперь уже прозрев, принял ее радость за показную. Нащупывая в кармане жалкие рубли, он довольно бесцеремонно потащил ее за руку в раздевалку. «Сейчас она увидит Лешу».

— Ого! Да с вами опасно. — Людмила поняла, что переиграла, что парень рассердился, но особенно не сопротивлялась, пересилило любопытство: «Что за жизнь без приключений!»

До наступления Нового года оставалось около часа. Они почти бежали по обезлюдевшей улице. Потом Людмила удивлялась и храбрости своей и тому, что безропотно подчинилась, ушла с вечера, от подруг, с совершенно незнакомым парнем. А Сергей, цепко удерживая ее руку, грозился: «Я ей покажу Лешу. И другу Леши покажу, когда увижу…»

Они уткнулись в стеклянные двери перестроенного старого здания. У двери с внушительной табличкой: «Закрыто» — они оказались не одни. Сергея это не смутило, забарабанил кулаком.

В стекле показалась крупная фигура швейцара. Вид его ничего хорошего не предвещал: одутловатое лицо, на котором когда-то черти изрядно поплясали, пылало гневом — назойливые вечерние посетители довели мужика до белого каления. На такого лучше не нарываться, и стоявшая в ожидании толпа, осторожничая, попятилась.

Головнину только того и надо было, он отчаянно взывал к швейцару, стучал в дверь, тряс ладошкой перед самым стеклом (что, дескать, ты!), другой рукой продолжал держать Людмилу.

Дядя с недобрым лицом наконец сдвинул запор: повинуясь его мощной длани, ухватившей за отвороты пальто, Сергей влетел в ресторан вместе с перепуганной Людмилой.

— Ну?!

Столько чувства было вложено в это «ну!», что Головнину стало нехорошо; швейцар возвышался над ним глыбой, мог раздавить при желании, как букашку.

— Женимся мы, — сказал он перехватившим голосом.

— Многие женятся, пережениваются. Дальше что?

А что могло быть дальше? Втащили за грудки, вытолкают в шею. Один-то он бы стерпел, но рядом была Людмила, — не праздновать же труса на ее глазах. Сергей собрал всю волю.

— Неужели не узнаете, дядя Леша? — стараясь казаться обиженным, спросил он. Потом к Людмиле, поясняюще: — Это тот дядя Леша, о котором я тебе говорил.

Швейцар внимательно изучал пария: затертое пальтишко, мохнатая шапка, лицо скуластое, чуть вздернутый нос, — не признал, но и уверенности не было, что видит первый раз; оглядел Людмилу, и нельзя сказать, что подобрел, но уже не было на лице той свирепости, с какой втащил их.

— Столики заранее раскуплены, куда вы пойдете?

Со второго этажа слышалась музыка, многоголосый говор. Сергей посмотрел туда. Он уже был спокоен: «Главное, прошли, остальное утрясется».

— Так, дядя Леша, бутылочку шампанского мы и у вас выпьем. — Он кивнул на закуток в раздевалке. — А потанцевать и наверх можно сбегать. Свои ноги, не казенные.

Людмила не знала, что и подумать, чем все это кончится, сама из-за себя испортила вечер. «Вот и влюбила парня, который „вон там стоит у колонны“, ненормальный, шальной какой-то. Что правда — нашел „Лешу“. Страшилище-то какое этот дядя Леша». Она ждала, когда швейцар выкинет их за дверь.

— Ну и нахал ты, парень, — сказал швейцар, и подобие улыбки скользнуло по его рябому лицу. — Снимайте пальто, ладно. Мне поваднее. Женитесь, значит?

Людмила хотела запротестовать, но Сергей сдавил ей пальцы: он все еще не выпускал ее руку из своей.

Это был для них самый памятный, приятный вечер. Сергей не раз вспоминал и удивлялся удовлетворенно, как ему пришло на ум притащить Людмилу к швейцару дяде Леше. Он всего один раз был в этом ресторане: после службы знакомые ребята завели его сюда, и он случайно услышал, что швейцара зовут дядей Лешей. А дядя Леша своей внешностью запомнился сразу.

— Что, достукались?

— Почему так злорадно?

Людмила стояла перед зеркалом, причесывалась. Волосы у нее шелковистые, почти темные, завивающиеся у шеи. Она была принаряжена — в сером костюме, сапожках.

— А как еще говорить, — сказала она, не повернув головы. — Уж на людей бросаться стали. Давно знала, чем все кончится.

— Ты что-то все стала знать наперед.

— Да не ссорьтесь вы! — нервно выкрикнула Нинка. Нинка, тоже одетая — светлое пальто, модная, из куньего меха шапочка, — сидела у стола, за которым Галя готовила уроки.

Взбалмошная и участливая по натуре, Нинка больше переживала за других, чем за себя. Она знала о случившемся с Людмилой от самой Людмилы, не осуждала ее, но и защищать не могла. Незачем было Сергею отпускать жену на юг, где сам воздух — отрава; худшее — что человек этот здесь, Сергей знает его. Людмила и сама казнится, но легче преступить запретное, чем потом остановиться.

— С ним не ссориться?! Каменной надо быть, чтобы не ссориться.

Людмила любила его, много было с ним связано хорошего, ждала и боялась объяснения. Ей и в голову не приходило, что Сергей только догадывается о том, что знали многие.