Виктор Московкин - Золотые яблоки

Содержание:

Медовый месяц (Повесть)

Поиски неизвестного (Рассказ)

Дорога в длинный день (Рассказ)

Тайка (Рассказ)

Чужой (Рассказ)

Золотые яблоки (Рассказ)

Любовь и тревога (из вьетнамского дневника)

В кабинете яростно спорили.

Илья сидел на прохладном кожаном диване и чутко прислушивался: очень уж интересно было. Девушка в синей кофточке, с косой, уложенной на затылке, умела говорить с секретарями. Когда ожидала своей очереди, была тиха, как кролик, сидела, опустив глаза, ничего не видя и не слыша, но едва скрылась за дверью, голос зазвенел — резкий, требовательный, капризный.

Ей перечили сразу двое — кто-то еще был в кабинете секретаря. Но как жалко и глухо звучали мужские голоса! Может, потому, что они пытались ее уговорить, усовестить.

«Точно, она его разозлит», — подумал Илья о секретаре, и ему стало весело: никак не верилось, что эта раскричавшаяся девушка и есть та самая Галя Морева, школьница в коричневом платьице, белом переднике и с торчащими косичками. По крайней мере, такой он видел ее последний раз на выпускном вечере. Тогда она училась в девятом «Б». За год она сильно изменилась.

Девушка вышла из кабинета — боком, будто нехотя. Прикрывая дверь, успела крикнуть:

— В окно выброшусь! Отвечать придется…

— Давай. Тут невысоко, — раздалось из кабинета.

Райком комсомола находился на первом этаже. С улицы слышен был звон трамваев. Солнце жарило асфальт, и горелый запах его чувствовался в помещении.

Галя покосилась в открытое окно. Глубокий вздох вырвался из ее груди.

— Слабо прыгнуть-то! — с восторгом заметил Илья.

Она порывисто оглянулась. Маленький рот крепко сжат, серые продолговатые глаза злые, сама вся так и напружинилась, на румяном взволнованном лице появилось радостное изумление.

— О, Коровин! — произнесла она удивленно. — Я тебя сразу и не узнала. Видать, будешь богатым.

— Да уж куда богат, — усмехнулся Илья. — А я решил, что ты всерьез хотела из окна выбрасываться. Даже испугался.

— Думала припугнуть, но разве их, толстокожих, проймешь. Сидят там два чудика, заладили: «Иди на стройку». Нужна мне их стройка! Я контролером на большом заводе хочу работать, в огромном цехе… Чтобы посмотрела вокруг и страх взял — куда попала: грохот, лязг, и ты от станка к станку идешь как хозяйка. Замечательно, правда?.. Вот чего я хочу. А они веселенький разговор устроили. Стройка! На стройку я и без их помощи устроюсь — объявления на каждом углу налеплены… Наверно, тоже из-за работы? — спросила Илью. — Теперь все за этим ходят.

Илья кивнул:

— Хочу попроситься в Сибирь по комсомольской путевке.

— Да? — она растерянно моргнула, внимательно оглядела его, вроде позавидовала: — И родители отпустят?

— А чего ж, — не без гордости сообщил Илья. — Мать у меня — она отпустит.

— Что за жизнь, — весело сказала Галя. — В институт отговаривают — сначала поработай, определись. Определилась, желание есть работать — говорят: там и без тебя много таких, давай в другое место. А если я не хочу в другое место? У меня, может, тоже своя линия… Хоть бы родители куда-нибудь посылали, так я назло им дома стала бы сидеть. А они тоже: «Как хочешь, ты выросла, тебе и жить». Ты чувствуешь себя взрослым? — требовательно спросила она.

— Не совсем, — улыбнулся Илья.

С графином и стаканом в руках из кабинета вышел секретарь райкома — курносый и толстогубый. Несмотря на жару, одет строго. На отвороте пиджака комсомольский значок, галстук плотно стягивает мускулистую шею, лицо раскрасневшееся, потное. За ним парень лет двадцати трех, в кремовой рубашке и парусиновых брюках, затылок стриженый, из-под очков смотрят маленькие глаза, бесцветные, словно усталые.

Он сразу же тяжело плюхнулся на диван и стал смотреть в окно.

Секретарь неторопливо допил воду, надел стакан на горлышко графина и спросил:

— Решила, Морева?

— На стройку-то? — переспросила Галя. — Я лучше дворничихой в домоуправление пойду.

Илья обрадованно хмыкнул, а парень, усевшийся на диване, сказал секретарю:

— Что ты ее уговариваешь. Все равно не работник. У нас таких и без нее хватает.

«Со стройки, значит, — понял Илья. — Вербовщик».

— «Таких», — передразнила Галя. — Знаете вы меня, как бы.

Секретарь сказал миролюбиво:

— Вот и хотим узнать получше. Так что брось капризы и получай комсомольскую путевку. Договорились, Морева?

— Нет.

— Тогда как знаешь, — спокойно сказал секретарь. Потеряв к ней всякий интерес, повернулся к Илье: — Ко мне?

Илья, волнуясь, стал объяснять, что хотел бы в Сибирь.

— Почему так далеко? — вмешался «вербовщик», и его бесцветные, усталые глаза под очками на миг оживились, стали колючими.

— Э! Далеко! Зато интересно.

— Все это верно, — со вздохом сказал секретарь, будто самому захотелось в Сибирь. — Но путевку не дам. И не проси. Под боком у города строят крупнейший в стране нефтеперерабатывающий завод, а ты — Сибирь. Людей не хватает. Давай на строительство, сейчас направление получишь. Вот и секретарь комитета комсомола стройки — Трофимов. Познакомься.

— У нас только подъемных не дают, — сказал «вербовщик», он же секретарь комитета.

Илья разозлился: «Думает, ради денег еду».

— По себе, что ли, меряете? — спросил он Трофимова. Вышло грубо.

Но тот не обиделся, наоборот:

— Слушай, парень, — сказал он, — устраивайся к нам, много не потеряешь. Размах у нас не хуже сибирского. — И опять его бесцветные глаза стали колючими.

Прежде чем что-то ответить, Илья взглянул на Галю. Она помахивала пальцем около губ: дескать, не соглашайся.

— Я подумаю, — сказал Илья.

Трофимов кисло поморщился, словно глотнул уксусу, и опять стал смотреть в окно.

За окном звенели трамваи, пахло расплавленным асфальтом. Стоял душный летний день.

Из райкома вышли вместе, пересекли улицу и оказались на бульваре. Илья хмурил лоб, пытаясь найти, что сказать, но слов не было. Все-таки за год Галя очень повзрослела. Стучит каблучками по утрамбованной битым кирпичом дорожке: топ-топ, топ-топ. Туфли маленькие, нога аккуратная, упругая, а каблуки — как гвоздики. Удивительно: на гвоздиках и не падает. Смотрит по сторонам, одной рукой легонько размахивает, а вторая полусогнута: что же, мол, ты не догадаешься взять?