Борис Подопригора - Война: Журналист. Рота. Если кто меня слышит (сборник)

Вот теперь Лена его узнала, не удержалась – охнула, поднесла руку ко рту. Не было в этом жесте ничего обидного, была просто женская жалость к пареньку, которого за несколько месяцев всего укатали крутые горки так, что у любой нормальной бабы сердце дрогнуло бы.

Издерганная же нервная система Обнорского расценила оханье Лены и ее взгляд совсем по-другому: почудилась Андрею некая брезгливая досада, как от надоедливого бесперспективного ухажера, появившегося, как на грех, не вовремя. Обнорский моментально насупился, ощетинился и нарочито грубо спросил:

– А че вы тут, собственно, делаете-то?

Лена растерялась еще больше, переложила из руки в руку пластиковый мешок с каким-то, видимо, только что купленным платьем, оглянулась зачем-то и ответила торопливо, будто оправдываясь неизвестно в чем:

– А я… Нас на экскурсию сюда привезли… Завтра обратно в Москву… Вот…

– Кто привез? – все так же грубо продолжил допрос Андрей, зверея непонятно от чего.

– Виктор Сергеевич, переводчик генеральский, и Гена, шофер… Они как раз в аэропорту были…

– Ах, Пахоменко?! Ну как же, как же… – с максимумом идиотского сарказма протянул Обнорский, в котором моментально проснулся комплекс обиды бригадного на штабных. В нормальном состоянии переводяги даже сами подсмеивались над этим комплексом. (Илья очень смешно пародировал «крутого окопника» – рвал тельник на груди и декламировал с завывом: «А где ж ты, сука, был, когда я кровь мешками проливал? Когда с гвоздем заржавленным на танки я кидался?») Но сейчас состояние Андрея назвать нормальным было трудно. В нем вспыхнула злость на Лену, которая, справедливости ради заметим, ничего Обнорскому не была должна, и на Пахоменко с Геной («Мы там… в бригадах… гнием, а они… баб по Адену возят?!»), и на себя самого за то, что кинулся, как дурак, к этой красивой телке. – Ну ясно, – противным псевдосветским тоном сказал Обнорский. – Не буду вам мешать. Вам еще так много надо успеть… Всего хорошего. Был рад повидаться.

И не дожидаясь ответа совершенно обалдевшей Лены, он круто развернулся на каблуках и походкой бывалого солдата, не оглядываясь, пошел прочь. Лена бросилась было за ним, потом, пожав плечами, остановилась, потом все-таки попыталась окликнуть его, но Андрей уже свернул в какой-то узкий переулок и пропал из виду…

Вернувшись в Тарик, Обнорский немного успокоился, проанализировал свое поведение и с безнадежной отчетливостью осознал, что он абсолютно полный мудак. От этого вывода ему стало так горько и стыдно, что он чуть было не побежал в Кратер искать Лену, но вовремя понял, что ее там уже не найдет, – время подходило к девяти вечера, все лавки закрывались. От досады и злости на самого себя Андрей захотел выпить, но перед этим решил наложить на себя «епитимью» – сделать генеральную уборку в комнате, которая была загажена уже до полного свинства. Хоть и маленькая у них с Ильей была комнатка, но для того, чтобы ее, как выражался Семеныч, «отпидорить на ять», Андрею потребовалось часа полтора, а когда он наконец закончил и удовлетворенно оглядел приведенное в человеческий вид жилище, в дверь неожиданно постучали. Сердце у Обнорского почему-то бухнуло (непонятно, кого он рассчитывал увидеть за дверью), и как был, полуголый, он бросился открывать. На пороге стоял майор Пахоменко и с усмешкой разглядывал своего подчиненного:

– Здорово, ваше благородие! В гости пускаете?

– Кого? – тупо переспросил Обнорский.

Пахоменко заржал, и Андрей, спохватившись, сделал приглашающий жест рукой:

– Конечно, Виктор Сергеевич, заходите, пожалуйста…

Пахоменко зашел, огляделся и уважительно присвистнул:

– Молодец, аккуратно живешь… А еще говорят, что все переводяги – засранцы… Сюда хабиров на экскурсию водить можно.

Обнорский скромно потупился и не стал пояснять, что еще два часа назад в его комнату лучше было бы не пускать никого, кроме, может быть, режиссера фильмов ужасов, чтобы тот поучился, какие декорации делать к своим картинам.

Между тем референт развалился в кресле и начал трепаться о всякой ерунде, время от времени хитро поглядывая на Андрея.

Наконец собравшись вроде бы уже уходить, Пахоменко сделал вид, что «вспомнил»:

– Слушай, совсем забыл спросить-то тебя: ты завтра во сколько из своей бригады возвращаешься?

– Часа в четыре, – пожал плечами Обнорский. – А что? Подежурить надо?

Референт усмехнулся и помотал головой:

– Да нет, с дежурством пока все по графику… Тут вот какая интересная история вышла: возили мы сегодня в Кратер с Генкой двух стюардесс – одна его старая знакомая, а другая молоденькая совсем, Леночкой зовут… Да ты сядь, сядь, чего вскочил-то? Так вот, отвезли мы, значит, девчонок на шуф [54], все нормально, можно сказать, культурно… Пока Лена себе какое-то платье выбирала, мы немного вперед ушли, потом вернулись, а девчонка вроде как не в себе малость, злющая, как кошка дикая, стоит, глазами сверкает… И как накинется, понимаешь, на меня, как начала какие-то страшные ужасы рассказывать про какого-то законченного хама – переводчика Андрея из Ленинграда, черненького такого… И на меня попутно чуть ли не бочку говна выкатила – а за что, спрашивается?

Андрей почувствовал, как заливается краской его лицо, и попытался что-то вякнуть:

– Товарищ майор, я…

Но Пахоменко не дал ему договорить, продолжив свой издевательский рассказ:

– Я ей говорю: ошибка, мол, девушка, какая-то, наши переводяли в одиночку вечером по Кратеру не шляются и к советским стюардессам не пристают, потому как парни они дисциплинированные, про приказ 010 помнят и вообще быть такого не может, не иначе шпиен к вам подкатывался, провокацию сделать хотел… А она меня не слушает, говорит: передайте, мол, этому шпиону ленинградскому, что он, что он… А я ей говорю: вы, Леночка, уж лучше сами ему скажите все, что хотите, не надо из старого майора почтовый ящик делать. Короче, студент, у них отлет завтра в 16.50. Пусть твои мусташары завтра тебя на кругу у гостиницы «Аден» ссадят, там хватай такси и дуй в аэропорт, может, и успеешь. Скажешь советникам, что я разрешил, они у тебя вроде мужики нормальные. Мы с Генкой тоже там будем – девчонки согласились с собой в Москву пару посылок прихватить, – так и быть, довезем тебя потом до Тарика. Только ствол с собой не бери, нам еще в аэропорту вестерна не хватало для полного счастья.

– Спасибо, товарищ майор, – замямлил Андрей, пряча глаза. – Спасибо.

– Немае за шо, – развел руки Пахоменко и улыбнулся. – Шустрые, однако, хлопцы в Питере, кто бы мог подумать… Совсем как я в молодости. Ну бывай, студент.

И Пахоменко вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, оставив Обнорского пускать счастливые слюнки через нижнюю губу.