Борис Орлов - Судьба — солдатская

Вечерело. Справа за отлогим холмом над березовой рощей повисло готовое провалиться в серую облачную пелену солнце, а слева, с того края деревни, от пруда, все еще доносился голос гармошки, которому вторили неторопливые девичьи голоса. Один голос, высокий, сильный, — его все время слышал Саша — принадлежал Мане, с которой он учился еще в школе. Девушке Саша нравился. Она полюбила его, и в редкие его наезды из Пскова они стали встречаться. Гуляли до утренней зорьки. Уйдя в поля, бродили по пустынным дорогам и тропкам. Забирались в стога сена и целовались там… Уходили в лес и… Маня ни о чем не жалела. Ей казалось, что Саша — ее, что он никогда не уйдет от нее. Но для Саши Маня являлась всего-навсего эпизодом в жизни: любить он не любил ее по-настоящему и никогда не вспоминал, уезжая из Залесья.

Когда на землю уже опустились сумерки, Саша подошел к дому. Забравшись через хлев в сарай, лег на полог и забылся в тяжелом сне.

…В эти дни колхоз убирал в лугах сено. Надежда Семеновна уходила на работу туда. И как-то Саша, когда мать ушла, сел на скамейку возле Вали.

Валя молча поглядела на Сашу. Старалась вспомнить название деревни, в которой стоял Петр (он говорил ей об этом в Пскове), и не могла. Но знала, деревня где-то тут, по шоссе. Наконец вспомнила и вдруг ощутила, как Сашина ладонь легла на ее руку. Руку она не отняла — только холодно поглядела ему в глаза. Все думала о Вешкине. Услышала тихий, вкрадчивый голос Саши:

— Вот видишь, судьба свела снова нас вместе. Ты вот спрашивала, не убежал ли я… Я хочу тебе все объяснить. Только ты не волнуйся… Тебе нельзя… волноваться. Я скажу обо всем как на духу, потому что… ты знаешь, я… тебя… — И вместо того чтобы сказать слово «люблю», он припал трясущимися губами к ее руке.

Валя закрыла глаза — горячие, гневные. Рука ее скользнула от губ Момойкина и спряталась под одеяло, ухватив и подтянув к горлу его край. А Саша — будто не заметил этого — продолжал говорить. Она слушала его и думала: «Говори, говори. Выговаривайся, шкура ты этакая, паразит несчастный. Выкормила тебя Советская власть, а напрасно…» Рассудив так о нем, она начала сравнивать его с Петром, с Федором. Ей представился немного озорной, всегда веселый и едкий на слово Закобуня. Увидела она и родного отца, людей, которых знала по работе и так… Увидела — и еще больше возненавидела Момойкина. И если бы не нога, то Валя, вероятно, поднялась бы сейчас и, отхлестав его по лицу, ушла.

— Вешки отсюда далеко? — спросила она, не дав ему доисповедаться.

— Вешки? — Саша даже растерялся, не уловив связи между ее вопросом и тем, что он ей говорил так долго и трудно. — Вешкино, а не Вешки. Это деревня. Не очень далеко она…

— Если я попрошу тебя, — стараясь быть с ним добрее, проговорила Валя, — сходишь туда? — А сама думала: такой ее тон, так высказанная просьба сломят Момойкина и он решит, что она его поняла, что отношение к нему у нее доброе, и выполнит просьбу.

Валя объяснила, что в Вешкине должен стоять Петр и что только через него она может узнать, что с ее матерью. Саша понял Валю по-своему: «Петр этот, солдатик, ей уже не нужен. — И вдруг сделал для себя открытие: — Не отвергла. Не отвергла меня, значит». А после этого сказал:

— Ради тебя, Валя, я хоть на край света схожу. Вешкино — это же пустяк, рукой подать… Как фамилия-то этого… красноармейца?

Она назвала фамилию Петра.

Саша встал, принес Вале кружку холодной кипяченой воды и только потом вышел из дому. Настроение у него поднялось. Заложив в рот два указательных пальца, он по-мальчишечьи озорно свистнул Трезора. Собака не появлялась. Обогнув дом, Саша вышел на проселок, ведущий к Вешкину. За пригорком, возле ржи, остановился. В нем взыграла вдруг ревность. «А на черта я к этому ее хахалю пойду?» — подумал он и сошел с дороги. Войдя в рожь поглубже, Саша утоптал место, разделся и лег, подставляя солнцу широкую, загоревшую уже спину. Лежал, как в яме. Ветерок не доходил. Уснул. Проснулся часа через три. Нещадно палило солнце. Саша поднялся. Вокруг было пустынно. Деревня, вытянувшись по косогору, как вымерла. Одевшись, он вышел на дорогу и направился к дому, огибая деревушку, чтобы не встречаться с людьми. У огорода к нему пристал, повиливая хвостом, Трезор.

— Где это ты болтаешься? — миролюбиво проговорил Саша и через огород пошел к дому.

Валя спала.

Саша стал есть. Валя проснулась. Лежала на спине, куда-то вверх устремив ввалившиеся глаза.

— Все болит? — спросил ее Саша.

— Ну, был? — встрепенулась она.

— В Вешкине? Был, а как же. — Он сделал паузу. Заговорил, подбирая слова побольнее, чтобы угадать ее чувства к Чеботареву: — Были там красноармейцы. Стояли… А сейчас и след их простыл.

Валя выслушала молча. «Надо бы вчера еще попросить… Может, застал бы, — подумала она. — К фронту, наверное, двинулись».

Саша сел, как утром, на скамейку возле кровати. Долго смотрел в Валины глаза и наконец решил, что первый шаг сделан — присмирела. Хотелось прижаться губами к не закрытому одеялом покатому смуглому плечу. Но что-то удерживало. Не будь она больна или хотя бы не так тяжело больна, он — Саша на это бы решился — припал бы к ней… И все-таки, зажмурив почему-то глаза, он погладил ее плечо.

— Перестаньте! Прошу вас, — услышал Саша чужой голос и почувствовал, как плечо, дернувшись, сбрасывает руку. — Я ведь никогда не полюблю вас. Договорились же еще в Пскове. Противный вы человек.

Саша обескураженно смотрел ей в лицо. Постепенно взгляд его становился жестким и мстительным. Он медленно поднялся со скамейки — старался показать, что это еще не все и что будет в конце концов так, как он хочет.

Вечером Саша решил встретиться с Маней. Он долго раскладывал по длинной лавке свои вещи, привезенные из Пскова. «К черту сидеть тут!» — отодвигая в сторону темно-синий шевиотовый костюм, гневно думал он и не знал, как отомстить Вале. Рядом с костюмом положил белую рубашку. Стал искать в чемодане галстук. «Не взял. Идиот, — выругал он себя, но тут же, увидев на деревянном шпиле в стене забытый им в мае, когда приезжал сюда, бордовый галстук, обрадовался: — Ничего, сбруя в норме. Манька возликует… Да и не одна она — все готовы ручку подать, не то, что ты», — мысленно упрекнул он Валю.

Из дому Саша вышел уже поздно. Направился к пруду. Навстречу, рассыпаясь по дворам, шло стадо коров. Коровы, мыча, останавливались — звали своих хозяев. Из-за рева не было слышно, играет ли гармонь. Пройдя правление колхоза, Саша увидел за плотиной, у березовой рощи, девчат и парней. Подойдя к ним, без церемоний подхватил Маню под руку и повел к роще. Удаляясь с нею, шутливо щипал ее за бедро. Говорил:

— Вот и снова я у вас. Замуж не вышла, значит? Смотри, в девках так и засохнешь.