Константин Рогов - Годы

И поехали мы по указанному командиром корпуса маршруту: Докшукино — Эльхотово — Орджоникидзевская — Грозный…

Только прежде заехали в Нальчик, там меня должен был ожидать Иван Терентьевич. Я с удовольствием воспользовался возможностью побывать и осмотреть станицу Кабардино-Балкарской АССР. Но генерала не было уже в Нальчике, он уехал в штаб армии, а оттуда к новому месту назначения.

Нальчик — красивый город. Но ещё краше расположенный за рекой городок Вольный Аул. Так мне показалось, хотя, возможно, я ошибался. Много городов за войну промелькнуло, можно сказать, почти не запоминаясь. Иногда мне кажется, что Черкесска, Кисловодска, Нальчика, и много других городов, промелькнувших на путях отступлений и наступлений, и вовсе не было, они лишь мираж, и не более того.

Ехали мы к Грозному и в самом деле не спеша. И не столько ехали, сколько стояли, пока шофер клеил то одну, то другую камеру. Сейчас я не помню, почему мы не воспользовались шоссе Нальчик-Орджоникидзе, почему предпочли ехать по просёлкам, которые привели нас к населённому пункту, стоявшему на берегу Терека, где-то южнее Майского.

Ведь это надо, мы выехали к Тереку! К реке, одно упоминание о которой, наравне с Эльбрусом, Казбеком, Военно-Грузинской дорогой, способно заставить забиться сильнее сердце, невольно вспомнить далёкие школьные годы и Лермонтова, величайшего из русских поэтов, стихи которого мы когда то заучивали:

И вот, отступали мы и доотступались до того Лермонтовского Терека, уже не горного, но ещё не равнинного. Перед нами лежало широкое ложе реки, быстрое течение которой то разбивалось на ручейки, огибая островки, то соединялось в единый поток, глубина которого была не более метра.

«Не зная броду, не суйся в воду». И мы с Козловым пошли посмотреть-пощупать двухсотметровый брод, который запросто проезжали на своих арбах, запряжённых буйволами, местные жители.

Представьте себе, что мы перебрались на противоположную сторону, почти не замочив сапог. Зато наш, немыслимо извилистый путь был очень длинным. Наша рекогносцировка показала, что ехать по буйволинному броду нельзя, зальёт двигатель, поэтому поехали по нашему следу. Однако и доехали только до половины. Выручила нас пара буйволов, которых, после наших долгих упрашиваний, впрягли в автомобиль два старика, совсем не понимавших по-русски. Перебравшись, захотели закусить. Иван Козлов пытался разжиться съестным у местных жителей, но быстро вернулся ни с чем и изрёк:

— Будем рубать «энзу», почём зря, и запьём водой из Терека. Такую воду не каждый день сибирякам приходиться, ясное дело, пить!

— А вы заметили, товарищ гвардии майор, — сказал водитель, — что почти в каждом ауле к нам относятся по разному? В черкесских аулах на улицах стояли женщины и дети, и бесплатно поили молоком и угощали фруктами, как у нас, у русских. Кабардинцы и осетины тоже сочувственно относились, а вот балкарцы, заметили, смотрят исподлобья.

— И делают вид, что не понимают по-русски. Так, что ли? — засмеялся я. — И ингуши с чеченцами такие же. Верно? Но вот скажи мне, а русские, белорусы, украинцы, что все одинаковые? Среди них все добрые и хлебосольные или есть жадные и злые?

— Ну, есть всякие. Так я же говорю в общем!

— Во всяком случае, на один аршин всех мерить нельзя. Вот повоюем в этих местах, увидим.

Теперь вмешался Козлов:

— У этих чечен тоже воды не допросишься. Слово «дай» не понимают. Зато, скажешь «на», тут полное понятие!

Да, пожили мы там и увидели. И когда ехали к Грозному, были свидетелями непонятных и недружелюбных выпадов со стороны чеченцев.

О буйволах. Козлов, увидев запряжённых в арбу буйволиц, высмеял хозяев:

— Ну, дают! Коров запрягли в телегу!

Я, конечно, знал, что есть буйволы и их используют, как тягловую силу. Однако, посмотрев на шедших в запряжке буйволиц, вдруг вспомнил, что я, с другими подростками на своей родине, тоже удивлялся тому, что корейцы запрягают в свою арбу… коров! Но не только дети, но и взрослые в нашем селе бросали насмешливые реплики по отношению корейцев, едущих «на коровах». А надо сказать, что наше село почти сплошь было заселено выходцами с Украины, где езда на волах обычное дело. На волах, а не на коровах! Выходит, и они, взрослые, не знали, что у корейцев были буйволы? Как и я. А «прозрел» я только на Тереке!

Штаб корпуса я нашёл в Алхан-Юрте. Это большое чеченское селение, районный центр, западнее города Грозного. Оно расположилось по обе стороны реки Сунжа.

Теперь корпус назывался 10-м гвардейским, и в нём мне довелось возглавить оперативный отдел. Начальник оперативного отдела является первым заместителем начальника штаба корпуса. Штаб корпуса занял дома, принадлежащие чеченцу, сын которого стоял во главе одного видного республиканского органа. Жители Алхан-Юрта держали девушек и молодых женщин взаперти, и было удивительно, что невестка хозяина дома, жена руководящего сына, крашенная блондинка русской национальности, свободно расхаживала по двору. Положим, недолго расхаживала. Скоро её передвижение было ограничено свёкром.

Почему блондинка не жила в городе? Опасаясь воздушных налётов, семьи ответственных работников республики вывезли из города и расселили в сельской местности, как правило, у родственников.

Не все старозаветные чеченские законы в отношении женщин сдерживали страсть к приключениям. Напротив, разжигали. Недаром же хозяин дома поспешил изолировать невестку. Пока она пересекала двор, с ней успевали переброситься словами два-три человека. В доме напротив, молодая чеченка ухитрялась вылезать ночью через единственную узкую отдушину на свидания. Старику-отцу стали известны проделки дочери, и он, проучив дочь (ремнём как у нас?), отправил её проживать в другое селение, подальше от греха.

В состав 10-го гвардейского корпуса вошло несколько воздушно-десантных бригад. Бригады прибыли из-под Москвы, где отлично показали себя в боях под Москвой и Тулой. Соединения корпуса были рассредоточены по разным населённым пунктам. Бригады занимались боевой подготовкой, а штаб корпуса разрабатывал планы боевой подготовки и контролировал их выполнение. Было проведено ряд тактических учений, а также командно-штабное учение на местности.

В штабе корпуса я оказался сразу в, так сказать, ложном положении. В штабе знали, что я был начальником штаба у генерала И. Т. Замерцева, и его распоряжением переведён в штаб корпуса, а до этого во 2-ю гвардейскую дивизию. И меня опасались! Начальник штаба корпуса не мог всей полнотой власти «нажимать» на меня, и часто был недоволен тем, что командир корпуса отрывал меня от работы в штабе для поездок с собой в соединения.