Константин Рогов - Годы

И тут я понял, что моя служба во 2-ой гвардейской имени Калинина мотострелковой дивизии закончилась.

Собственно, я немного забежал вперёд. До прибытия нового комдива произошли некоторые события. Так, немцы потеснили гвардейцев от моста через реку Баксан. Бой горстки гвардейцев-сибиряков был упорным, не на жизнь, а на смерть. Но превосходящим силам противника удалось переправиться через реку и выйти на северо-западные скаты высоты 910,0. Гвардейцы израсходовали боеприпасы, их командир, старший лейтенант Киреев был многократно ранен. Ввели в бой небольшой резерв, который под прикрытием артогня, совместно с отошедшими бойцами, атаковал фашистов и погнал их вниз по склону высоты. Силы были неравны, но гвардейцы отомстили врагу и уничтожили до ста захватчиков.

Настроение бойцов и командиров значительно улучшилось.

Оценивая эту маленькую победу, можно было сделать такой вывод. Там, где враг действует без танков и авиации, там наши бойцы бьют фашистов даже меньшими силами. Отсутствие танков и авиации, противотанковых и противозенитных средств, вернее их малочисленность, вот наша беда того времени. А опыт, который «дело наживное», к тому времени у нас уже был, хотя и достался дорогой ценой. Переплатили мы за него!

Бой на высоте 910,0 принудил немцев оставить населённый пункт у Баксанской ГЭС. И своим косвенным результатом, подтвердил педагогический тезис о преимуществах показа над рассказом. Всего несколько ночных часов побыли фашисты в этом населённом пункте, но успели преподать предметный урок жителям аула о преимуществах советской власти и благородстве советских воинов.

Мой ординарец Козлов прокомментировал этот факт так:

— Этих «чечен» просто не узнаёшь. То глядели исподлобья, особенно старики. Ничего у них не допросишься: ни ведра, ни воды попить, ни фруктов, не говоря уже о более существенном. А тут, без мыла в ж… лезут! Такие гостеприимные стали, сами всё суют. Научили их фрицы.

Да, наши красноармейцы и командиры ничего без разрешения не брали у местных жителей, стараясь ничем не обидеть их. Зато немцы не спрашивали и не считались с тем, где там у них женская половина! Недаром местные жители послали к нашему командованию делегацию из уважаемых стариков с просьбой не пускать больше немцев в их аул.

15 августа прибыла и мне замена. Предо мной стоял ни кто иной, как Головин со знаками различия полковника! Ровно год назад он был моим помощником в 230-й стрелковой дивизии и капитаном, прошедшим переподготовку на Архангельских курсах (московское Архангельское) в филиале «Выстрела». И вот, пожалуйста, полковник! Три звания за год. За какие такие заслуги и таланты? 230-я стрелковая дивизия ни в мою бытность там, ни после, ровно ничем не отличалась, не вела никаких боёв, кроме боёв оборонительных. Обычная фронтовая судьба. Где же было таланту проявиться?

Ни я Головину, ни он мне не задавали никаких вопросов, обычных при встрече бывших однополчан. Головин называл меня на «вы», а я его называл на «ты», как и тогда, когда он был моим помощником. Головин воспринимал это как должное, по крайне мере внешне.

Я вручил Головину строевую записку. На 15 августа во 2-ой гвардейской дивизии насчитывалось всего-навсего 906 человек. Это с теми, что были получены от 41 мотомеханизированной бригады.

Вечером генерал Захаров вызвал меня к себе. В палатке генерала размещался и Головин. Зашёл, значит, я в палатку, и попал как раз к ужину. На столе, кроме съестного, стояла бутылка коньяку.

— Товарищ Рогов, эту ночь вы ещё покомандуйте, а Головин заступит со свежими силами завтра с утра. — приказал комдив.

— Пожалуйста, товарищ гвардии майор, — добавил от себя Головин. — Мне надо выспаться по-человечьи, совсем замотался со сдачей 230-й.

— А я не замотался? Согнали с должности, и ещё сделай им любезность! — говорила во мне обида.

Поскольку никто из хозяев палатки ничего не добавил, я испросил разрешения уйти и ушёл разобиженный. Не знаю, верней знаю, как характеризовать поведение нового руководства дивизии, но сделайте это и сами. Когда я шёл, думал:

— Вот приду сейчас к своей, пока ещё, автомашине, а Козлов спросит насчёт того, хорошо ли вы, товарищ майор поужинали? А что я отвечу? Конечно, а кстати, нет ли у тебя чего-нибудь перекусить?

Так, идя к себе, иронизировал я сам над собой. Затем зашёл в палатку штаба и попросил дежурного:

— До пяти утра буду отдыхать. Если ничего особенного не случиться, постарайтесь не будить.

К вечеру во 2-ю гвардейскую, кстати, прибыл и ряд старших командиров из 230-й дивизии, а так же медсанбат, большинство — мои старые знакомые.

В шестом часу утра, обзвонив части, я в последний раз пошёл к комдиву доложить боевую обстановку. И просидел почти до 9 часов, пока не проснулись Захаров и Головин. Спали они вместе, накрывшись генеральской буркой.

— Дай мне бог такого единения с моим будущим командиром, вплоть до совместного спанья под командирской буркой! — пожелал я себе.

Потом я ждал письменное предписание, чтобы направиться в отдел кадров армии. Да, вот ещё что, прибыл посланец от секретаря партбюро 875-го полка Майорова, который доложил, что три группы этого полка, об одной группе мне уже было известно, ей командовал командир полка подполковник Добровольский, находятся в районе Краснодара! Одна группа состояла из 160 вооружённых бойцов, другая из 400 бойцов. Там же находится группа 396-го гвардейского полка из 100 человек и миномётный батальон полка с материальной частью.

И ещё я ознакомился с приказом командующего 37-й армии генерал-майора Козлова с объявлением приговора по делу Неверова. Потом оказалось, что столь суровое наказание Неверову было заменено 10 годами заключения, с отсрочкой что ли? Поскольку полковник Неверов стал командовать 9-й стрелковой бригадой и дослужился до генерал-лейтенанта!

Как реагировали бойцы и командиры на этот приговор? Недоумевали, не одобряли. Вот выдержка из политдонесения № 278 от 18.2.42, характеризующая, так сказать, мнение масс:

«Со всем командным составом проведены совещания в полках, на которых объявлен приговор Военного трибунала над б/командиром дивизии Неверовым. После проведённой работы по приговору заметно повысилась ответственность командного состава за порученное дело. Каждый понял, что отход без приказа — есть предательство интересов Родины и что за это строго карает советский закон.

Имели место нездоровые разговоры вокруг вынесенного приговора.

Медсестра Чугунова /медсанбат/ заявляет: „Я не перенесу этого удара. Неверов мне был лучше отца родного. Я что-нибудь над собой сделаю“. Ведёт себя обособленно. С ней неоднократно беседовал военком. Всё это не даёт результатов…»