Фабиан Гарин - Василий Блюхер. Книга 1

Как-то утром среди спящих вразвалку на земле пронесся зловещий слух: «Белые идут». Издалека доносилась ружейная стрельба. Бойцы спросонок долго собирались, протирали глаза, искали свои винтовки, подсумки и не спеша шли на сборные пункты. Кто-то кричал: «Вторая рота отступает, патронов нет». — «Пошто отступать?» — раздался пискливый голосок молодой бабы, и она тут же выбросила из подола три десятка патронов.

Плохо пришлось бы белореченцам, если бы не конница Томина. Быстро вознеслись на коней казаки и ринулись в горы, исчезнув в извилистых лощинах. В тот же миг ухнули пушчонки, и эхо отозвалось, как громовой раскат. В полдень эскадрон вернулся на взмыленных лошадях.

Через неделю над Белорецком нависла серьезная угроза. Окружив со всех сторон завод, белые готовились к штурму горной крепости. Замер завод. Из его высоких труб уже не вылетали клубы едкого дыма, не грохотали паровые молоты. Нашелся смельчак, взобрался на трубу аршин на сорок и прильнул к биноклю, который ему дал Томин. С земли смотрели на смельчака с опаской: сорвется — останется мешок костей.

— Идут! — крикнул он с верхотуры.

— Кто? — спросил Томин, сложив ладони рук лодочкой.

Смельчак сполз на землю. На него устремились сотни глаз, все ждали радостной вести, а он не спешил: знал, что никто, кроме него, не видел идущих к ним на выручку полков.

— Наши! — произнес он наконец.

— Пошто так думаешь?

— На папахах красные стрички, опять же на пиках и бунчуках.

Вздох облегчения вырвался из груди Томина.

Только к вечеру в Белорецк вошла пехота. За ней — казачьи эскадроны, потом снова пехота и, наконец, артиллерия. Усталые, выбившиеся из сил кони тащили орудия. В зарядных ящиках звенело, грохотало. Колонну замыкали три всадника: посередине ехал Блюхер, а по сторонам Николай Каширин и Кошкин. От палящих лучей степного солнца и ветров лица почернели и посуровели.

Встречать их вышли толпой, запрудив дорогу. Повсюду сновали ребятишки, путались в ногах, но никому не унять их радости при виде нового войска.

В стороне дожидались несколько всадников. Это Иван Каширин, Томин, Калмыков, Шарапов и командир сформированного на днях Белорецкого полка Пирожников.

— Сила идет! — сказал Калмыков, взволнованный тем, что скоро увидит Блюхера и Николая Каширина.

Шарапов смотрел на войско с особой радостью. Он хотя и не ссорился с Томиным, но хотелось вернуться к Блюхеру. Старому казаку льстило, как главком обычно обращался к нему по имени-отчеству, а от Томина он ни одного ласкового слова не слышал. Вот уже прошла артиллерия, а за ней снова пехота, бренча котелками на поясных ремнях. И вдруг кто-то хриплым голосом крикнул:

— Семену Абрамычу революционный привет!

Шарапов ожил, словно в него влили свежие силы. Пришпорив коня, он вырвался на дорогу. Конь стремительно вынес его к всадникам и осел на задние ноги. Потянувшись из седла, старый казак навалился на Блюхера и смачно поцеловал его в щеку.

За Шараповым подъехали и другие. Иван Каширин, знакомясь с Блюхером, подумал: «Ничего особенного, обыкновенный». Василий же, крепко пожимая ему руку, как бы предупреждал: «Своеволия не допущу».

До поздней ночи слышалась людская перебранка, ржание лошадей, скрип колес. Измученные последними переходами, бойцы бросались на телеги, повозки, просто на землю и тотчас засыпали.

Не спали лишь в штабе. При свете керосиновых ламп два юных бойца лежали на полу и чертили карту, а связисты устанавливали телефон. В другой комнате заседал совет командиров. Блюхер предоставил первое слово Ивану Каширину, хотел послушать, что скажет новый человек. Тот откашлялся и заговорил металлическим голосом:

— Из Верхне-Уральска белые готовят наступление на Белорецк. Нечего воду здесь в ступе толочь, надо отходить на Самару.

Томин порывисто встал. Проведя по пуговичкам своей кумачовой рубахи правой рукой, он протянул ее по направлению к главкому и сказал:

— Дозволь, Василий Константинович! — и, не дожидаясь разрешения, продолжал: — Нельзя на Самару. Ведь придется идти вдоль железной дороги, а на всех станциях, как я понимаю, белочехи. Уж лучше отсиживаться здесь, вроде как в крепости.

— У меня другой план, — перебил Николай Каширин. — На Самару пойдем — кровь дарма прольем, здесь оставаться нет резону, уж лучше дать бой и занять Верхне-Уральск.

— Правильно! — поддержали его Калмыков и Пирожников.

— Проголосуем! — предложил Блюхер. — Кто за то, чтобы…

Неожиданно поднялся со скамьи Шарапов и так громко кашлянул, что Блюхер запнулся и строго посмотрел на старого казака.

— Ты скажи, Василий Константинович, свое слово. Главком, а отмалчиваешься.

Ивану Каширину понравилось это предложение. Он готов был сцепиться с Блюхером, чтобы показать свое превосходство.

— Главком должен свое мнение иметь, — произнес он с петушиным задором.

— Могу, — согласился Блюхер, лукаво щуря глаза. — С моей точки зрения, нужен другой план.

— Говори ясней, — торопил Иван Каширин.

— В военном деле, Иван Дмитриевич, надо решать по мудрой пословице: «Семь раз примерь, один раз отрежь». Раньше чем созвать вас, я побеседовал с начальником штаба троицкого отряда. Парень молодой, необстрелянный, а толковый. Обстановку знает и понимает, что к чему. Зовут его Русяевым. А ну-ка, покажись!

Русяев, сидевший незаметно в углу, поднялся, и все невольно задрали головы.

— На Самару идти безрассудно, — продолжал Блюхер, — мы просто не дойдем до нее. Удивительно, как мог Иван Каширин предложить такой план. Здесь оставаться бесполезно — народ с голоду начнет пухнуть. На Верхне-Уральск идти нельзя. Ведь до нашего прихода изменник Енборисов перебежал к Дутову. Уж он наверняка ему все рассказал. Да и чего стоит одна гора Извоз! Мне о ней рассказывали. Не взять нам ее.

— Вот и разъяснил, — ворчливо бросил Иван Каширин. — Ни назад, ни вперед.

— Именно вперед, — подхватил Блюхер его слова, — но только другим путем. Нам нужно пересечь Самаро-Златоустовекую железную дорогу, чтобы выйти в район, где действуют части Красной Армии.

— И я предлагаю идти вперед на Екатеринбург, — недоуменно развел руками Николай Каширин.

— Федот, да не тот, — возразил Блюхер. — Заняв Верхне-Уральск, мы удалимся от Красной Армии, а нам надо либо на Сарапул, либо на Пермь. Точно никто сказать не может, но в тех местах идут бои.

Иван Каширин склонялся к плану Блюхера, но решил поддержать брата.

— Голосуй! — крикнул он чуть ли не повелительно.

Все, за исключением Шарапова и Пирожникова, подняли руку за предложение Николая Каширина. Блюхер не собирался ни уговаривать, ни доказывать свою правоту. «Раз решили, — подумал он, — подчинюсь большинству».