Курт Циммерман - Таинственная незнакомка

Он проснулся с ощущением, что его избили палками. Это второе пробуждение в тесной камере окончательно доконало его. После первой ночи он еще надеялся, что это просто недоразумение и все скоро выяснится. Пребывание в тюрьме изводило его. Этот невыносимый шум: дверь открылась, дверь захлопнулась, отрывистые команды, топот по коридорам. И ужасный запах! Он хотел было объяснить тюремному надзирателю, что с ним случилось, кто он такой, попросить сообщить о нем в министерство господину министру иностранных дел. К полудню он придумал, что скажет; он надеялся, что его заявление произведет нужное впечатление на тюремщиков.

Шум снова усилился. Шаги во всех коридорах, бесконечный скрежет ключей в замках, повелительные команды. Удо фон Левитцов пощупал подбородок. Небритый, неопрятный, Удо боялся, что не сможет произвести должного впечатления. Он поднялся, и тут дверь в его камеру открылась.

— Обед! — недовольно буркнул ему человек в арестантской одежде.

В дверях стояли четверо. Двое заключенных держали большой котел, из которого исходил непонятный малоаппетитный запах. Третий держал наготове большой половник. Рядом стоял надзиратель с безучастным выражением лица.

Советник обратился к нему:

— Господин начальник охраны, произошло досадное недоразумение. Будьте так добры, доложите, пожалуйста, обо мне вашему начальству. Я советник Удо фон Левитцов, сотрудник министерства иностранных дел.

Тюремщик даже не взглянул на него. Он кивнул заключенному, державшему половник, и отвернулся.

— Морда! Подхалим! — Арестант сильно толкнул Левитцова половником в грудь.

Левитцов качнулся назад, не удержался на скользком полу, упал, ударился затылком о деревянную скамейку и потерял сознание.

Очнулся он от сильной боли в затылке, с усилием поднялся и со стоном взобрался на нары. Что произошло? Он попытался вспомнить, но не мог собраться с мыслями.

Дверь снова громыхнула, в камеру ворвались два тюремщика.

— Ты, может, думаешь, что попал в санаторий, ты, ленивая свинья!

— Средь бела дня развалился на нарах!

— Ну ничего, мы тебя научим хорошим манерам!

Взревев, они бросились к нему, заставили его подняться, но после сильного удара по шее тяжелой связкой ключей Удо опять снопом свалился на землю. Его били ногами, но он уже ничего не чувствовал.

Ночь он провел дрожа от лихорадки и страха, все его тело болело. Он почти не сомкнул глаз. Желудок взбунтовался, сильно мутило. Его стошнило, и сразу стало легче, боль прошла. Он почувствовал, что панический страх, вцепившийся в него, как стая волков, отступил. Теперь он осознал: то, что произошло, не ошибка. Это серьезно, смертельно серьезно. Пытаясь найти спасение в своей обычной иронии, он несколько минут забавлял себя мыслью, что здесь не привыкли иметь дело с джентльменами. И почти тут же ему стало ясно, что пришла пора проститься с джентльменскими привычками. Речь идет о жизни и смерти. Его снова охватил страх, ужасный страх, за несколько часов убивший в нем все, что еще поддерживало его. Какая польза в имени, должности, деньгах? Он хочет жить. И зачем он связался с этой Гёбель? Это она во всем виновата! Он ненавидит ее, ненавидит всех, кто остался за стенами тюрьмы. Страх крепко держит его в своих лапах, трясет его и не отпускает больше ни на минуту.

— Можешь быть спокоен, Тео, за мной точно никто не следил.

По пути в «Меркишес музеум» Хильда петляла, меняла направление. Стоя у витрины, но не глядя на выставленные товары, они обсуждали обстановку.

— Тебе надо перебраться в безопасное место, Хильда.

— Нет, время для чрезвычайных мер еще не настало. Мы просто прервем между собой все контакты, предупредим всех, кто дает нам информацию, и переждем некоторое время.

— Хильда, если они хорошенько возьмутся за Левитцова, он не выдержит и все выболтает. Он постарается спасти свою шкуру.

— Мы еще ничего не знаем. А вдруг он завтра снова явится на работу?

— Не заблуждайся, Хильда. Надо рассчитывать на худшее.

— Я уже несколько лет так и поступаю. Я знаю, что мне делать. Мы не должны допустить, чтобы раскрыли всю группу. Пусть все ведут себя как обычно и уничтожат все, что может бросить на них тень подозрения. Непосредственная опасность пока никому не угрожает. Советник знает только меня.

— Вот именно. Почему бы тебе не скрыться на время?

— Не беспокойся обо мне, Тео. Я все время начеку. Позаботься лучше о Соне. Поцелуй ее за меня. Счастливо, Тео. У меня еще кое-какие дела!

— Хильда!

— Не унывай, Тео, все будет в порядке!

Министериальдиректор доктор Рюдигер Детлеф фон Вейден навел справки на Принц-Альбрехт-штрассе. Там никто ничего не знал. С чувством облегчения он созвал всех руководителей отделов и произнес перед ними энергичную речь о ниспосланных испытаниях и великих целях фюрера.

Но эти господа были разочарованы. Их любопытство так и осталось неудовлетворенным. Что же с фон Левитцовом? По учреждению ходили самые нелепые слухи. Основной упор делался на вопросы деликатного характера. Все секретарши с необычным рвением целыми днями сновали по коридорам словно по делам, на самом деле — за свежими новостями. Начальство вело себя сдержаннее.

Министериальдиректор закончил свою бессодержательную речь:

— Вот таким образом, господа.

Когда все поднялись, он добавил:

— Доктор Паульзен, задержитесь на минутку.

Советник посольства взял предложенную ему сигарету и всем своим видом выразил внимание.

— Скажите-ка, Паульзен, у вас работает некая фрейлейн Гёбель? Она знакома с советником еще с Варшавы? Здесь она также поддерживала с ним контакт? Выясните все это. И доложите мне.

Инспектор уголовной полиции Брайтенбах беспомощно смотрел на свой заваленный бумагами стол. Он был не в состоянии разобрать их все. Шайки спекулянтов росли как грибы после дождя, а ему так и не дали помощника. Разве он справится один с такой кучей дел? А между тем, что ни день, ему подбрасывали все новые и новые документы с пометкой: «Срочно. Исполнить немедленно».

Он угрюмо перечитывал бумаги. На одной из папок было написано: «Валютные преступления». Раскрыв папку, он нашел протокол допроса, прочитал имя и замер. Советник из министерства иностранных дел — это что-то новое! Просмотрел дело, пробормотал: «Пустяк» — и взглянул на число.

«Черт возьми, этот господин сидит уже два дня. Надо посмотреть на него побыстрее, иначе на мой стол прилетит еще жалоба из министерства, от самого Риббентропа».

Он распорядился по телефону, чтобы к нему на допрос доставили фон Левитцова. Все его усилия навести на письменном столе элементарный порядок потерпели неудачу. Он с облегчением услышал стук в дверь.

— Да, войдите.