Михаил Воробьев - В сердце и в памяти

Противник контратаковал волнами. Только отобьем одну, как накатывалась другая. А надо заметить, что первое время мы были на плацдарме без прикрытия авиации, не успевшей из-за стремительности нашего наступления сменить аэродромы, и даже без танков. На восточном берегу оставалась и корпусная и армейская артиллерия.

Объяснение, почему немцы с таким ожесточением лезли на нас, можно найти в книге В. И. Чуйкова «Конец третьего рейха»:

«Форсирование реки Вислы и захват плацдарма в районе Магнушева 8-й гвардейской армией создавали угрозу удара с юга всей варшавской группировке противника, что и заставило гитлеровское командование уйти с правого берега Вислы и перебросить главные силы против Магнушевского плацдарма».

Но наши силы росли. Дивизии, наконец, получили не только авиационную, но и танковую и артиллерийскую поддержку.

Бои с каждым днем принимали все более ожесточенный характер. Расход боеприпасов во всех частях был большим, а в нашей дивизии, пожалуй, особенно. Она находилась на самом трудном, решающем участке.

Как важно было бесперебойное обеспечение полков снарядами и патронами! Но армейские тылы отстали.

Я решился обратиться за помощью к члену Военного Совета армии генералу Д. П. Семенову, отвечавшему за состояние армейского тылового хозяйства. Он сказал:

— Сейчас все склады в Люблине. А транспорта под рукой нет. Если организуете свой, я напишу записку начальнику артиллерийского снабжении: пусть отпустит боеприпасы в любом количестве, на всю заявку дивизии.

Получив записку, я — к комдиву Шугаеву:

— Василий Минаевич, разрешите взять «студебеккеры» под боеприпасы. Что на «ЗИС-5» вывезем?

Просьба — не простая, комдив задумался. Мощные «студебеккеры» использовались в качестве артиллерийских тягачей. А если немцы снова нажмут? Без тягачей тогда придется туго.

— До Люблина километров сто, обернуться можем быстро, — убеждал я Шугаева.

И Василий Минаевич сдался, разрешил. Случилось, однако, то, чего он опасался: немцы вдруг снова полезли. Да так — невзирая на потери…

Гвардейцы 47-й стояли мужественно. Но у правого соседа дивизии — подразделений 1-й Польской армии — создалось трудное положение.

Командарм В. И. Чуйков распорядился перебросить часть тяжелых орудий в помощь польским дивизиям. А в 47-й многие орудия — без тягачей. Когда об этом стало известно командующему, он возмутился:

— Вызвать виновных!

И поехали мы с начальником артиллерии дивизии полковником А. М. Казаковым в штаб армии. Переволновались, конечно, изрядно. Командарм подобных промахов не прощал. Но мы с Александром Михайловичем были убеждены, что поступили правильно, и защищались дружно.

А утром, как мы и ожидали с Казаковым, из Люблина пришли машины с боеприпасами. И соседи наши слева и справа — в голос: «Дайте снарядов!» Наша дивизия не жалела, выручала. И немцев отбросили на всех участках плацдарма.

Командарм снова вызвал нас с Казаковым. На этот раз — за правительственными наградами. Вручили нам с Александром Михайловичем ордена Отечественной войны 1-й степени. Как выразился командарм: «За инициативу, военную предусмотрительность»…

А очень скоро — 14 января 1945 года — с этого самого Магнушевского плацдарма 8-я гвардейская армия начала свое мощное наступление, имея конечную цель — Берлин.

С 14 января по 2 февраля 8-я гвардейская армия, ведя непрерывные бои с противником, победно прошла 570 километров и вышла к Одеру. Так завершилось полное освобождение братской Польши. Впереди лежала Германия.

Еще несколько выдержек из воспоминаний гвардии полковника И. А. Власенко:

«2 февраля полк под моим командованием первым вышел к реке Одер в районе канатной фабрики южнее Кюстрина. Разведав западный берег реки, мы с ходу форсировали Одер и овладели плацдармом глубиной до шести километров. О захвате плацдарма было доложено командованию, которое отдало приказ о принятии всевозможных мер для его удержания.

Командующий 8-й гвардейской армией Василий Иванович Чуйков, связавшись со мной по телефону, еще раз предупредил, что для нас на правом берегу нет места. Командование полка сумело мобилизовать весь личный состав. Примеры мужества и героизма показывали коммунисты и комсомольцы. Непрерывные атаки врага с суши и воздуха. Однако попытки были тщетными. Полк, отрезанный от основных сил, сумел удержать занятый плацдарм до их подхода. За эту операцию полк был награжден орденом Красного Знамени, а все бойцы и командиры получили ордена и медали».

Сам Иван Афанасьевич Власенко стал Героем Советского Союза.

С Кюстринского плацдарма по прямой до Берлина оставалось километров 70—80. Мы готовы были их пройти!

На Берлинском направлении к тому времени было сосредоточено 2,5 миллиона наших солдат, около 42 тысяч орудий разных калибров, 7500 самолетов, 6250 танков и самоходных артиллерийских установок. Войска трех фронтов — 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского — ждали сигнала к наступлению.

16 апреля после полуночи на наблюдательный пункт командующего 8-й гвардейской армии прибыл командующий 1-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. А в 5 часов, чуть забрезжил рассвет, по его приказу началась грандиозная Берлинская операция. Над Кюстринским плацдармом воздух содрогнулся от орудийного грохота и гула самолетов. А потом на вражеские позиции ринулись танки и пехота.

Исключительный эффект был от прожекторов. В страшном грохоте разрывающихся снарядов, леденящем душу вое сирен, установленных на танках, на окопы противника устремилось море света — более чем сто миллиардов свечей. Прожекторы ослепили всех находившихся в окопах.

Но потом начались трудные километры. Чего стоили нам залитые в бетон Зееловские высоты! На пятидесятиметровые крутые вершины в отдельных местах Зеелова и без боя нелегко было подниматься. А ведь подступы к ним проходили по открытой местности, простреливавшейся многослойным перекрестным артиллерийским и минометным огнем. Не случайно фашистское командование и геббельсовская пропаганда называли Зееловские высоты то «замком Берлина», то «непреодолимой крепостью», то «ключом к обороне».

Наша дивизия на Зееловских высотах действовала совместно с 57-й. В неудержимом порыве шли мы.

До последних дней войны кровно связан я был с родным своим 142-м полком. Когда перед боем комдив распределял своих заместителей по полкам, то всегда говорил: «Воробьев идет в свой полк». На Зееловских высотах я тоже находился в боевых порядках полка.

18 апреля «замок Берлина» был взломан. А 23 апреля 47-я стрелковая форсировала Шпрее, завязала бои уже непосредственно в Берлине.