Тейн Фрис - Рыжеволосая девушка

— Поедем навстречу, — с трудом выговорила я.

Ан кивнула, глядя на улицу перед собой. Мы нажали на педали, проехали между «Черными дроздами» и шале навстречу Тинке, которая как-то странно стояла в нерешительности, словно не зная, куда повернуть, и, казалось, предпочла бы просто удрать. Видя, однако, что мы смело приближаемся к ней, она, вероятно, опомнилась. И поехала обратно, как бы для того, чтобы указать нам дорогу. Это было излишне: мы уже увидели мадам Шеваль. Она шла, уткнув нос в каракулевый воротник, звук ее шагов по мерзлому снегу гулко и четко разносился в воздухе. Мы с Ан слезли с велосипедов на углу ее улицы, а Тинка проехала мимо нее и только тут спрыгнула на землю. В этот момент мадам Шеваль, кажется, что-то заметила, почувствовала неладное. Она остановилась и быстро вскинула испуганными глазами, посмотрела на Ан, на меня — мы стояли неподвижно, держа руку в кармане, — затем перевела взгляд на Тинку. И вдруг она бросилась бежать. Ни Ан, ни я не двинулись с места. Тинка оттолкнулась и повернула велосипед. Женщина в меховой шубе оказалась зажатой между нами. Вопрос теперь должен решиться в какие-нибудь полминуты, стоит лишь предпринять намеченные действия. Во второй раз мадам Шеваль остановилась. Ее маленький, с тонкими губами рот в ужасе раскрылся, когда Ан и я почти одновременно вытащили из карманов револьверы. Оба выстрела глухо отдались от стен домов и льда на канале Спаарне; не успели они замолкнуть, как раздались еще два выстрела; их в свою очередь дала Тинка.

Все было иначе, чем всегда. После покушения мы обычно старались как можно скорее уехать. На этот раз мы все три продолжали стоять на месте. Мы глядели и не верили своим глазам. Когда прогремели выстрелы, мадам Шеваль, не издав ни звука, наклонилась вперед и упала. И несколько мгновений лежала неподвижно. Затем случилось нечто, чего никто из нас не ожидал, и на какой-то момент у меня создалось впечатление, будто упразднены все законы природы. Она поднялась на ноги и помчалась к своему дому, даже не оглянувшись. Она мчалась все быстрее и быстрее. Стук ее сапожек по твердому снегу на тротуаре глухо отдавался от стен домов.

Мы уставились друг на друга. Вдруг Тинка воскликнула:

— Прочь, прочь отсюда! Весь квартал стоит перед окнами и смотрит!

Ее голос скорее, чем что-либо другое, вывел нас с Ан из оцепенения. Мы вспрыгнули на велосипеды, свернули на другую улицу, помчались по переулку мимо Спаарне, мимо катка, по направлению к гарлемскому парку.

— Ты понимаешь? — снова раздался Тинкин голос. — Эти чертовы пули застряли в ее меховом пальто!.. Ей ничего не сделалось, ровно ничего!.. Теперь она уже вовсю названивает по телефону в «службу безопасности»!

И Тинка начала нервно и тоненько хихикать. Я поняла, что это правда.

— В разные стороны… — скомандовала я хриплым голосом, мне не хватало дыхания, отчаянно стучало сердце. — Мы поговорим… завтра!

Как только мы переехали Хемстедское шоссе, каждая из нас помчалась в свою сторону. Я заметила, что еду беспокойно, предательски быстро… И заставила себя ехать медленнее. Я не видела ни аллей, ни деревьев, ни заснеженных будок на трамвайных остановках; у меня перед глазами маячила женщина в сером каракулевом пальто, она падала, поднималась и снова убегала от нас, хотя она должна была умереть. И прежде чем я осознала это, нервное напряжение разрядилось: всем своим существом я почувствовала огромное облегчение.

В доме по моему явочному адресу, около Донкер Спаарне, меня ожидала целая куча новостей, когда я на следующий день явилась туда, чтобы восполнить пробел в выпуске и доставке «Де Ваархейд», вызванный операцией «Шеваль». На чердаке, где стоял ротатор, я застала Ан и Тинку. Они были в таком же настроении, что и я, — в общем довольно спокойны, хотя немного злы и озадачены, как будто нас бессовестно надули с этим покушением.

Сначала мы занялись поступившими сообщениями. Воздушные налеты, которые англичане и американцы совершали на немецкие города, приняли теперь небывалый размах. Когда мы прочли их, у нас создалось впечатление, что сожжена чуть ли не половина Германии. Гитлер бросил в бой свои последние силы. Это была жалкая попытка, преступная и вместе с тем смехотворная: он организовал Volkssturm — народное ополчение, явное подражание английской Home Guards — гражданской обороне. Однако для новой гвардии у Гитлера не было солдат. Она состояла по большей части из старичков и пенсионеров, «дедушек», как выразилась Ан. Они впервые надели военную форму, когда им пришлось сменить постоянные караульные войска. Этих ополченцев чаще всего называли «деды-морозы». Воевать они не годились. А что касается пенсий, то многим ополченцам, видимо, пришлось с ними распроститься… Поступили также и другие сообщения, которые показались нам гораздо интереснее, и мы отвели им в нашей газете заметное место: в Трире вышли на демонстрацию женщины с огромными транспарантами, требуя скорого окончания войны. «Мы требуем, чтобы нам вернули наших мужей и сыновей!» — кричали женщины. Эсэсовцы не посмели в них стрелять. И разогнали демонстрацию при помощи дубинок.

— Конечно, — сказала Тинка, — пока они еще имеют возможность расправляться дубинками… с людьми, которые не могут дать им отпор. И все же эти женщины оказались храбрее их.

— Женщины всегда оказываются храбрее, даже немки, — заметила Ан.

В тот же день, закончив работу с газетой, мы отправились в штаб. Неприятное чувство снова овладело мной, когда я вспомнила про дело мадам Шеваль. И тут до моего сознания дошло, что и в этом деле была какая-то неувязка, нечто такое, что мне совсем не нравилось. Ан и Тинка, по-видимому, испытывали нечто подобное. Мы, не сговариваясь, отправились в свой штаб; хотя по настоящему-то нам следовало бы поехать в Фелзен и сообщить о том, что покушение на мадам Шеваль окончилось неудачей. Но мы в Фелзен не поехали — я очень смутно представляла себе, почему мы так сделали; как будто мы боялись, что нас направят на эту операцию еще раз.

Рулант, который упаковывал взрывчатку в жестяные коробки, сказал:

— Вы какие-то тихие. Чем вы расстроены? Где вы последнее время скитались?

— Всем расстроены, — ответила Тинка. — Сплошные неудачи.

— Расскажите мне, — предложил Рулант.

Мы рассказали. И нам стало легче. Рулант слушал и продолжал работать, пока что-то в нашем рассказе не заинтересовало его. Он отложил в сторону коробки с порохом, почесал в затылке и сидел, не двигаясь, до конца.

Когда мы окончили доклад о наших неудачах и опасных походах, он сказал:

— Тут что-то не так… Правда ведь?

Мы поглядели друг на друга. Я быстро спросила:

— Тебе тоже так кажется, Рулант?