Богдан Сушинский - Похищение Муссолини

Пилоты с трудом довели свои машины до вершины, зависли под ней, словно обессилившие альпинисты под спасительным выступом скалы, и исчезли на той, невидимой для Муссолини, стороне.

«К жизни, какой бы горькой и несуразной она ни казалась», — вновь повторил дуче спасительную формулу, представляющуюся ему теперь вершиной философской мудрости.

Вооружившись ею, а также видя перед собой образ Наполеона, он вновь подошел к краю площадки. Все как будто бы повторялось. Играя на нервах капитана, Муссолини долго всматривался в даль, словно моряк — в очертания неизвестной земли.

Окутанная легкой фиолетовой дымкой фигура дуче была похожа на каменного идола, оставленного здесь, в жертвеннике между скалами, жрецами погибшей цивилизации.

Цивилизация, которую представлял этот идол (или жрец), действительно переживала закат своего существования. Она гибла, однако великий дуче ее все еще не осознавал этого. Наоборот, теперь он опять верил, что еще не все потеряно.

Капитан карабинеров сосредоточенно курил в шести-семи шагах от него и тоже смотрел куда-то вдаль. Он опасался переводить взгляд на балансирующего на краю пропасти арестанта, как опасаются великого греховного соблазна. Кобура его все еще оставалась открытой, а пальцы время от времени нервно ощупывали ее, то и дело натыкаясь на рукоять пистолета.

Оглянувшись, Муссолини обратил на это внимание, но с циничной ухмылкой сказал себе: «Теперь-то он не посмеет. Теперь нет».

«В конце концов Наполеон действительно оказался в такой же ситуации, — вернулся дуче к спасительной теме о «величии великих». — Альпийский луг Абруццо отныне становится твоим островом. Как в свое время Наполеон, покинув Эльбу, высадился на французском берегу, чтобы в окружении примкнувших к нему солдат и волонтеров победно прошествовать до Парижа, так и я должен сойти с этой Голгофы и в окружении перешедших на мою сторону карабинеров двинуться на Рим».

— Пойти на Рим! — проговорил он, не осознавая, что это уже вслух. — На Рим!

— Простите, синьор? — сразу же откликнулся капитан карабинеров. — Вы что-то сказали?

Голос Ринченцн звучал теперь вполне благодушно — Муссолини заметил это.

— Я говорю: пора идти на Рим, — с вызовом ответил Муссолини, стоя к нему спиной. Застегнул пальто и вложил правую руку за его борт. — Вам не кажется, капитан, что пора?

Ринченци все понял. Недовольно покряхтел, но промолчал.

— А я говорю: самое время, — уже откровенно провоцировал его дуче. — Мы не можем позволить предателям вроде маршала Бадольо, — бывшего маршала Бадольо, — преступно предавать Италию, без боя уступая ее войскам противника. Мы не должны допустить, чтобы Италия вновь оказалась расчлененной на всякие там королевства Сардинии, Сицилии и прочие пьемонты. Дух гордых римлян не может позволить нам этого. Дух гордых римлян!.. — осекся Муссолини на самых патетических нотах.

— Господин капитан, вас сменить? — крикнул появившийся на крыльце отеля лейтенант Ордано.

— Пока не надо!

— Что-то слишком прохладное утро выдалось, капитан. Скажете нет? — Лейтенанту хотелось поговорить. И не только с капитаном. Возможно, он намеревался составить ему компанию в беседе с дуче. Однако здесь прекрасно обходились и без его присутствия.

— Займитесь службой, лейтенант, — довольно сухо предложил ему Ринченци.

— Так это же и есть наша служба, — смутился тот.

«Мое время уходит», — понял Муссолини. Выждал, пока лейтенант скроется в отеле, и спросил:

— Кстати, как вам служится, капитан?

— Здесь?

— Здесь и вообще.

— Мне приказано не вступать с вами в какие бы то ни было разговоры, — спохватился Ринченци, тоже вдруг вспомнив, что пора заняться службой.

— Вот как? Приказано не вступать? Позвольте, вам хоть объяснили, кто я такой? Возможно, вы даже представления не имеете, кого охраняете. Меня ведь помещали…

— Почему же, вы — синьор Муссолини, — прервал его монолог Ринченци, ткнув отсыревший от влажности нос в ворот шинели. — Установить это вовсе не трудно. Кстати, я обращался к вам по фамилии.

— Фамилия это фамилия, — нисколько не смутился дуче своей оплошности. — Думаете, там, внизу, карабинеры и люди из ближайших селений тоже знают, что отель «Кампо Императоре» стал моей… — так и не решился употребить слово «тюрьмой» — моим пристанищем?

— Уж не знаю, сообщили ли об этом карабинерам, несущим охрану у нижней станции канатки, но что немцы никогда не догадаются, что искать вас следует на вершине горы Абруццо, — в этом я не сомневаюсь, — злорадно рассмеялся Ринченци.

«Да, злорадно, — с прискорбием отметил про себя Муссолини. — Не такой уж этот капитан простачок, как может показаться. Оно и понятно: маршал Бадольо и инспектор Полито немало потрудились, чтобы в батальоне не оказалось ни одного симпатизирующего мне карабинера».

— Думаете, немцы всерьез ищут меня? — осторожно поинтересовался Муссолини, решив поэксплуатировать словоохотливость капитана.

— Очевидно, ищут. Гитлеру трудно будет смириться с тем, что вас, извините, расстреляют.

— Что?! — воскликнул дуче. — Что вы сказали?

— А возможно, выдадут англичанам или американцам. Что ничуть не лучше.

«Выдать! Своего премьер-министра? Врагам!» — изумился дуче. Хотя изумляться было нечему. О таком исходе он и сам догадывался.

— Нет, капитан, нет и нет. Фюрер никогда не смирится с таким решением моей судьбы. Все, кто будет замешан в грязной авантюре маршала Бадольо, понесут заслуженное наказание. Все до единого. Но дело не в этом. Я хотел бы знать, сугубо между нами… Что вам известно об усилиях наших союзников? Я имею в виду немцев.

— Только то, что они пустили по вашему. следу целый отряд диверсантов и разведчиков. И никакая это не тайна. Я думал, вы знаете об этом, — подстраховывался Ринченци.

— Пока что остаюсь в полном неведении.

— Странно.

— Что это за отряд? Кто им командует?

— Понятия не имею. К тому же не ясно, зачем, с какой целью они идут по вашему следу. Ведь вряд ли им удастся похитить вас. Для этого нужно сначала сломить сопротивление целого батальона. А еще до того, как они ступят на вершину Абруццо, — роту прикрытия на нижней станции подвесной дороги. Так что, возможно, задание у них не похитить вас, а… сами понимаете…

— На что намекаете, капитан?

— Вы должны представлять себе ход событий без каких-либо намеков, синьор Муссолини, — вовсе не извиняющимся тоном объяснил карабинер. — Фюрер совершенно не заинтересован в том, чтобы вы оказались в руках его врагов. А, судя по всему, дело движется к этому. Гуляют слухи, что вас давно должны были выдать. Во всяком случае, англо-американцы требуют этого. И фюреру конечно же известно об их интересе к вам. Поэтому-то и решил: если уж невозможно обезопасить вас, то следует хотя бы обезопасить себя. От ваших откровений.