Богдан Сушинский - Похищение Муссолини

— Ложь! — побагровел, Муссолини. — Наглая ложь! Гитлер никогда не пойдет на это! Я понимаю: вас, простых солдат, обрабатывают, настраивают против меня и против фюрера. Король и Бадольо теперь из кожи вон будут лезть, чтобы очернить все, что сделано мной ради процветания Италии.

— Я просил бы вас, синьор Муссолини, не оскорблять его величества, — почти прорычал капитан, и рука его вновь легла на рукоять пистолета. — Я офицер корпуса карабинеров его величества и не позволю!..

Муссолини запнулся на полуслове и очумело уставился на капитана. «Будь ты проклят, идиот, вместе со своим “его величеством”!» — отчетливо читалось в воспаленном взгляде дуче. Как он жалел сейчас, что и его рука не может с такой же легкостью нащупать кобуру, а в ней — рукоять пистолета.

— Мое уважение к королю столь же глубоко, сколь и ваше, — совершенно неожиданно для себя проговорил Муссолини. И сразу же понял: это сработал инстинкт самосохранения. Спасение виделось в том, чтобы примириться с карабинером. — Да, сколь и ваше, капитан! — почти патетически воскликнул он. — И прошу иметь это в виду,

Муссолини вновь повернулся к Ринченци спиной и решительно ступил к обрыву.

— Я требую остановиться! — испуганно выкрикнул капитан. Только теперь, впервые, он поверил, что Муссолини действительно способен решиться на последний шаг.

— Да не собираюсь я отсюда бросаться, — насмешливо успокоил его дуче, — как вам могло прийти такое в голову?

— Но если бы такое взбрело в голову вам, синьор Муссолини, то уж, извините: пришлось бы послать пару пуль вдогонку.

«У тебя была последняя возможность уйти из этого мира, как подобает “вождю нации”, — добавил про себя капитан. — Но ты цепляешься за эту жизнь, как приговоренный к повешению — за петлю. Надеешься, что немцы сумеют вытащить из нее? Так вот, это им не удастся».

— Нам пора. В отель вас приказано вернуть живым или мертвым.

— Понимаю. Вам доставляет удовольствие чувствовать власть над самим… — Муссолини не досказал, с сожалением посмотрел на капитана, повернулся и в последний раз взглянул на открывшуюся ему вершину горы.

Туман уже почти развеялся и очертания ее стали еще более отчетливыми. Теперь вершина явственно напоминала надгробие, только уже полуразрушенное, с покосившимся обелиском. И очень кстати где-то вдалеке, между силуэтами гор, заискрился на расцветшем солнце шпиль храма.

— Наше время действительно истекло, синьор Муссолини, — чуть добрее объяснил Ринченци. — Мне и так влетит за то, что уступил вашим просьбам и вывел на прогулку. Смог сделать это лишь потому, что инспектор Полито спустился вниз. И что понимаю: время от времени вам необходимо подышать свежим воздухом.

«Наполеон лично водил солдат в Россию, — не слушал его Муссолини. Подчиняясь требованию капитана, он направился к отелю, однако мысли его витали не над вершиной Абруццо. — Бонапарт сам участвовал во многих боях. Командовал войсками. Отправлялся с ними то в Испанию, то в Польшу, то в Россию. Солдаты относились к нему, как к своему сослуживцу, обычному армейскому офицеру. Храброму офицеру — что для них немаловажно. Вот почему он смог покинуть Эльбу и пройти через всю Францию до стен Парижа, — швырял себе в лицо Муссолини, всматриваясь в островерхую крышу отеля, как в шпиль Пале-Рояля. — Он был убежден: войска верны ему и пойдут за ним. А еще — у Наполеона не было продажного маршала Бадольо, — проскрежетал зубами дуче. — Обласканного тобой, осыпанного титулами и почестями».

Пока официантка сервировала столы, Эрнст кивком головы отозвал Штубера к окну.

Он был еще слишком молод для «специалиста по Африке», лет двадцать пять — двадцать шесть, не больше. Крупное, тоже близкое к африканскому типу, смуглое лицо, на цвет которого хорошо накладывался африканский загар.

Впрочем, немало таких грубоватых лиц встречается и в городках австрийских Альп. А Виммер-Ламквет говорил с заметным австрийским произношением, что, наверное, очень импонировало «закоренелым венцам» Скорцени и Кальтенбруннеру.

— Как там на Украине, гауптштурмфюрер?

— Везде царит новый порядок. Согласно предписаниям фюрера…

— Я не об этом, — поморщился Эрнст. Ему не хотелось вести этот важный для него разговор в той манере, которую ему навязывал Штубер. — Удается ли там создавать национальные формирования? Появляются ли хоть какие-то новые личности? Я имею в виду — кроме тех, уже известных нам, лидеров из числа давних приверженцев национал-социализма.

— Простите… — Штубер не знал чина Виммера-Ламквета и затруднялся найти форму обращения. Но то ли «африканец» не понял смысла его заминки, то ли предпочитал не засвечивать свой чин. — Вы считаете, что на это обстоятельство пришла пора обратить особое внимание?

— Очень жаль, что пока далеко не все понимают: пора! Поверьте, если бы я не сумел активно использовать противоречия между черными и англичанами, межплеменную вражду и амбиции некоторых несостоявшихся или не вовремя состарившихся вождей и их наследников, мне не удалось бы «постажироваться» в Африке и два-три месяца.

— Я наслышан о ваших методах.

— Коль уж мы столь плохо позаботились о формировании национальных подпольных центров в различных республиках Совдепии в канун 22 июня, то по крайней мере не должны забыть об этом, временно оставляя их территории. В том, что вермахт умеет воевать, уже не сомневается никто, несмотря на последние серьезные неудачи. Но теперь нужно доказать, что мы не только сами научились сражаться, но и умеем делать это чужими руками. Что куда выгоднее и менее хлопотно, чем посылать на фронт все новые и новые части.

— Совершенно согласен с вами. Так вот, если говорить серьезно, на Украине сейчас крайне сложная ситуация.

— Прежде всего потому, что слишком много партизан.

— Слушая вас, я подумал именно о том, что красные оказались более предусмотрительными. Они неплохо подготовились к ведению партизанской борьбы, использовав во многих случаях патриотизм аборигенов, а также усиленно подогревая его пропагандой и оружием.

— Тогда мы — единомышленники. Кстати, вы представились как Беркут. Не послышалось?

— Первое попавшееся слово.

— Тем не менее мне приходилось встречать эту кличку в нескольких донесениях агента СД из Подольска. И речь в них, надеюсь, шла не о вас.

— Естественно.

— Между прочим, там сообщалось, что вы пытались вербовать этого сорвиголову.

«Даже так? — удивленно отметил про себя Штубер. — Тогда мы в неравных условиях. Этот человек знает обо мне значительно больше, чем я мог предположить. Кажется, значительно больше, чем я сам».

— Какова судьба этого русского офицера? — окончательно добивал его Виммер-Ламквет.