Александр Былинов - Запасный полк

Зайдер схватил пригоршню снега и стал ожесточенно тереть кончик носа.

— Шукаю я танк, шукаю, нияк найты не могу, — упавшим голосом сказал Нехода. — Замерзать будем. А? Борис Семенович...

— Что ты говоришь? Мы же взрослые люди.

— Замерзать будем, — повторил Нехода, и по его тону Зайдер понял, что стряслась беда.

— Что случилось, Нехода? — закричал он. — Говори!

Нехода молча сел на снег. И тут же шальной ветер намел вокруг него сугроб, осыпал белыми хлопьями, как рождественского деда.

— Я зато хорошо знаю природу, — деревянным голосом сказал Нехода. — Замерзаем...

Ветер на мгновение ослабел, и только тогда Зайдер почувствовал всю силу мороза. Да, это была нелепая история, и где же она случилась! Не на фронте, а всего только в районном центре, неподалеку от знакомой МТС. И теперь они должны замерзнуть, как замерзал ямщик в песне.

«Нет, это — безумие, — подумал Зайдер. — Нехода потерял волю...» И вдруг крикнул:

— Слушай мою команду! Встать, за мной!

Нехода послушно поднялся и двинулся вслед за ним в эту гудящую метелью, слепую ночь.

Компаса не было. Небо было беззвездное. Зайдер вспомнил, что ориентироваться можно по наметам снега, но как именно — этого он не знал.

«Неуч, — выругал он себя. — Бездарный неуч. Тебе казалось, что ты все знаешь, а вот попался — и домой не дойдешь, замерзнешь, а не дойдешь. Как глупо... Только что ведь были среди людей, говорили, спорили, советовались. И поблизости где-то живут люди, в тепле, возле огня. А тут замерзай в снегу, в ледяном одиночестве».

Он поймал себя на том, что почти не движется. Он едва переставлял окоченевшие ноги и вдруг понял, что дальше не сделает ни шагу. Но едва до его сознания дошла мысль о том, что двигаться дальше нет сил, мозг заработал с удесятеренной энергией. «Что делать? Почему молчит Нехода? Неужели так необъятны Россия и этот Урал, что нет спасения? Страшно ли замерзать? Хорошо бы сейчас найти танк, забраться внутрь и, быть может, зажечь паклю! Это опасно и невозможно. Как мог предложить такое Нехода? А на ветру огонь погаснет. Сигналить? Кто увидит сигнал в такую ночь? Но что же делать? Ни минуты нельзя ждать. Где Нехода? Нехода, ты здесь? Нужно что-нибудь предпринять. Нужно дать сигнал командиру бригады — он все сделает для спасения. Как это я оплошал?.. Неужели мне нельзя поручить такого простого дела? А ведь танк ждут».

Зайдер ощущает смертельную усталость. Если бы сейчас его свалила пуля, кажется ему, он успел бы ей поклониться, и поблагодарить за избавление от мук.

В этот праздничный вечер Беляев получил приглашения из всех полков бригады. Билеты лежали перед ним на столе, вызывая раздумье. У каждого из них было свое лицо, свой голос. Зачиняев звал с открытой, ребяческой улыбкой строевика-служаки, голосом звонким, нетерпеливым: «Да приходи же, поглядишь, как наши ходят, какие молодцы, орлы!» Полковник Гавохин приглашал солидно, сдержанно. И билет, тоже строгий, без виньеток и рисунков, на серой, как солдатская шинель, бумаге был сдержан и прост. Он обещал отличный концерт — этим так умел блеснуть полковник Гавохин. Полковник Семерников прислал квадратную зеленую картонку — пропуск на вечер. Пропуск... Как это было похоже на него, прямого, простодушного, цельного. Розовый билет Кочеткова, молодого командира полка, настойчиво звал множеством голосов. Среди них слышался и извиняющийся голос нового комполка: «Не все еще в порядке, но сделаем, сделаем». И низкий, гудящий голос Щербака: «Все понимаем, товарищ полковник, ждем», голоса Аренского, Наташи.

...В кабинет вошел Дейнека. Они уже прочно и надолго подружились. Беляеву нравился и его спокойный, уравновешенный характер, и смуглое лицо, которое по первоначальному замыслу природы, казалось, было предназначено для девушки, а досталось солдату.

— С праздничком! — сказал Дейнека. — Погода действительно праздничная. А это что? Раскладываете пасьянс? — Он усмехнулся, глядя на разноцветные билеты, красочно отпечатанные в бригадной типографии.

— Решение принято уже давно, — ответил Беляев.

— Ясно. Подробностей не надо. Вся бригада знает, где полковник проводит праздник.

— Обида?

— Нет конечно. У каждого родителя может быть любимое дитя.

— Особенно если это дитя выздоравливает.

— Согласен. Но там есть уже постоянный врач…

У Дейнеки губы подрагивали в улыбке.

Беляев понимал, на что он намекает. Полком командовал молодой майор Кочетков. Ему надо было помочь. Поэтому Беляев чаще бывал именно в его полку и даже с некоторой ревностью относился ко всем полковым делам.

— В полках толкуют о «подмене», — сказал Дейнека. — Говорят, что комбриг скучает по Мельнику... Сам теперь в полку топчется.

Беляев вспыхнул. Он почувствовал, что краснеет, но скрыть волнение не сумел.

— А вы? Скучаете?

— Нет.

«Что ты можешь понять? — подумал Беляев. — Хоть бы засомневался на миг. Все вы подчас прямолинейны как штык. Что тебе Мельник? Неужели все так ясно и просто?»

— Вот и отлично, — сказал он, преодолев неприязнь, снова возникшую было к Дейнеке. — Долг превыше всего.

— Правильно.

— Пусть думают что хотят, — сказал Беляев. — Я знаю свое. Они не все понимают.

— Правильно, полковник.

Пусть думают что хотят. Пусть упрекают его в излишней опеке. Зато полк выравнивается. Он чувствовал, как натягиваются струны управления, как снизу доверху растет требовательность. Да, он пойдет праздновать в этот полк...

— С Гавохиным выпью чарку Первого Мая, — улыбнулся Беляев. — Или с Зачиняевым... А сейчас разреши.

— Неужели до мая досидим здесь? — вырвалось у Дейнеки.

— Досидим. И пересидим, брат.

За окнами бушевала метель. Холод проникал и в комнаты штаба, поэтому оба сидели в шинелях. Торжественный парад был отменен. Митинг тоже. Собрания проводились в землянках, по подразделениям.

Дейнека сказал, что побывает в полках бригады, на собраниях у маршевиков, на вечерах у командиров.

— Дельно, — согласился Беляев.

— Женку не забыл поздравить? — на прощание спросил Дейнека. — Я своим телеграмму хочу отправить через штаб округа. Думаю, не откажут.

— Не откажут, — сказал Беляев и смутился. Он ведь до сих пор ничего не рассказывал Дейнеке о прошлом. Сказал как-то, что женат, детей нет, жена в Свердловске. И все...

Опять досада. Как будто нанялся сегодня Дейнека задевать за больные места. Мало ли что? А если некому давать телеграммы?

После ухода Дейнеки Беляев тут же остыл. Все нервы виноваты. Развинтился. А по существу, искренний человек Дейнека, открытый. Только вот черные усики не мешало бы сбрить. Все собирается ему Беляев сказать об этом, да не решается. Может обидеться. Но все же... Все учитывает Дейнека, умный человек и дальновидный, и о женке комбрига не забыл, а вот собственных усиков под носом не замечает. А они не политичны...