Богдан Сушинский - Ветер богов

— Да, их торопят успехи русских! — великодушно пришел ему на помощь Гитлер, вновь оглядываясь на застывшую у входа рядом с часовым женскую фигуру. Часовой при этом не поленился отойти чуть в сторону, дабы не оказаться слишком близко к «мутер-фюрерше», как потихоньку начали называть здесь в последнее время Еву Браун. — События на востоке не могут не торопить их, заставляя думать о том, что, в случае слишком заметного продвижения большевиков, им уже абсолютно ничего не достанется от германского пирога. Поэтому не стесняйтесь, фельдмаршал. Это я должен стесняться говорить об успехах русских, имея таких полководцев, как вы, Роммель, Клюге, Шернер, Модель…

— О себе умолчу. Об остальных скажу: это действительно имена, достойные истории.

Герд фон Рундштедт остановился у края лужайки и задумчиво смотрел на окрестные вершины, небольшие постройки резиденции, под которыми скрывались подземные убежища… Воздух в горах был упоительно свеж и прохладен. Вот только время такое, что фельдмаршалу уже было не до горных красот и упоительных вздохов.

— На том, предполагаемом нами, направлении союзники разворачивают новые части. Появились десантные корабли. Но скопление живой силы и техники пока что настолько незначительно, что невозможно представить себе, чтобы, имея такое сосредоточение боевых средств, англо-американцы решились на форсирование Па-де-Кале и штурм нашего побережья.

— То есть вы уверяете, что нам не следует опасаться высадки объединенных сил союзников?

— По крайней мере в ближайший месяц.

— Если бы они подарили нам целый месяц!

— Не решатся.

— Но вы говорите о высадке в районе Па-де-Кале, — уточнил Гитлер. — Забыв при этом, что противостояние по обе стороны Английского канала распространяется на сотни миль.

— Мы, в частности фельдмаршал Роммель, предпринимаем меры на всем протяжении французского и бельгийского побережья. Но существуют наиболее реальные участки. В то же время обязан сообщить вам, мой фюрер, что при действительно массовой высадке противника мы окажемся перед сложной проблемой авиации и резервов.

Взгляды фюрера и фельдмаршала скрестились, и Рундштедт вдруг ощутил, что мысли верховного главнокомандующего далеки от «Бергхофа», Западного фронта, опасности, перед которой оказывалась Германия в случае высадки объединенных сил союзников. Отведя глаза, они вместе взглянули на укутанную в наброшенный на плечи плащ Еву Браун.

«Неужели фюрер думает сейчас об этой… шлюшке?! — с горечью подумал фельдмаршал. — Черт бы их всех побрал! Чем они здесь только не занимаются! Почему фюрера до сих пор не изолировали от нее? Ведь уже не раз в узком кругу приближенных, особенно в кругу командующих фронтами, говорилось о том, что Гитлер слишком много времени уделяет свиданиям с Евой, всем тем сугубо постельным заботам, которые трясинно затягивают его всякий раз, когда он оказывается здесь, в Берхтесгадене».

Причем в последнее время об этом говорилось все более откровенно, с вызывающей прямотой. Не забывая вспомнить о решительном поступке, совершенном еще в декабре прошлого года фельдмаршалом фон Клейстом, который, добившись приема у фюрера, прямо обратился к нему, почти потребовал: «Мой фюрер, сложите с себя полномочия верховного главнокомандующего сухопутными силами. Занимайтесь внешней и внутренней политикой».

А ведь фон Клейст находился тогда в более сложном положении, чем он, Рундштедт, поскольку события происходили после его поражения на Северном Кавказе и на берегах Южного Буга, при том, что одна из его армий к тому же оказалась блокированной в Крыму.

Словно почувствовав, что фельдмаршал ненавидит ее в эти минуты, считая, будто в ней таится одна из причин многих неудач фюрера как главнокомандующего, Ева резко повернулась и скрылась в вестибюле резиденции.

Рундштедт воспринял это как свою маленькую победу. В какую-то минуту ему даже показалось, что он готов повторить подвиг фон Клейста. Его так и подмывало выпалить прямо в глаза фюреру нечто подобное тому, что, мол, «отдайте военные дела военным… Пусть за неудачи на фронтах несут ответственность генералы. Вмешиваясь в их дела, вы сковываете инициативу». Или что-то в этом роде.

Но уже, казалось бы, решившись, фельдмаршал вдруг обратил внимание на то, что они остались тет-а-тет. И никто, зная его фюреробоязливость, не поверит, что он решился на такую дерзость. Да и «дела военных» зашли столь далеко, что хоть как-то исправить положение можно лишь, обладая всей полнотой власти в стране. Которой, кстати, не обладал теперь уже даже фюрер.

Рундштедт неожиданно вспомнил о предупреждении, полученном от одного из офицеров своего штаба. Тот уверял его, что против фюрера готовится большой заговор генералитета. Фельдмаршал и сам догадывался, что такой заговор зреет. Ему даже предлагали — правда, пока лишь только намеками — присоединиться к «группе патриотически настроенных генералов». Однако, услышав об этом от полковника своего штаба, Рундштедт внутренне содрогнулся: гибель фюрера означала бы гибель рейха. Правда, теперь он сильно засомневался в непогрешимости этой формулы. В конечном итоге гибель фюрера могла бы оказаться и первым шагом к спасению Германии.

Придя к такому выводу, фельдмаршал цинично улыбнулся и вновь взглянул на крыльцо резиденции, где только недавно стояла ненавистная ему «верховная шлюшка». «Ничего, — сказал он себе, — вскоре их обоих изолируют… от рейха».

— И вы считаете, что я могу полагаться на ваше мнение? — совершенно некстати заговорил Гитлер.

— Простите, фюрер, но фельдмаршалы для того и существуют, чтобы хоть кто-нибудь в этой империи да полагался на их мнение и опыт.

— Слишком смелое заявление, Рундштедт, — обиженно прищурился фюрер. — Слишком смелое. Но запомните: в вопросе о высадке войск союзников я полагался именно на ваше мнение.

Как только водитель остановил машину у отеля «Сунгари», подполковник Имоти вопросительно посмотрел на Семенова.

— Мне показалось, что наш разговор не завершен, — понял свою оплошность Семенов. За все время пути к отелю он ни единым намеком не дал понять подполковнику, что желал бы видеть его у себя в гостях. — Рад буду принять вас в своей резиденции в Харбине, а пока… отель.

— Я гость ненадоедливый, — приободрил его подполковник. — Отказываться же от приглашения у японцев вообще не принято.

Водку и еду Сото заказала в ресторанчике отеля. Однако обслуживала сама. Семенову доставляло удовольствие наблюдать, как грациозно она приближается к их столику, как похотливо изгибается ее стан, когда ставит на стол чашечки с рисом, рыбой и прочей снедью, уже заранее доставленной официантами в прихожую.