Богдан Сушинский - Граница безмолвия

Никакого страха перед появлением здесь незваных гостей Вадим не ощущал. Как не ощущал и опасности, исходящей от субмарины. Он попросту не воспринимал её команду как врагов. Во всяком случае, пока что не воспринимал. И потом, было бы куда опаснее, если бы сюда подошел какой-нибудь крейсер или эсминец.

Лейтенант знал, что экипаж субмарины составляет не более пятидесяти моряков [61] Численность экипажей германских субмарин, действовавших в начале войны в северных широтах, составляла в основном 46 моряков. Только экипажи субмарин IX серии стали насчитывать 55 членов. , и в атаку на его форт командир вряд ли решится бросить более десяти человек. Не погонит же он на гибель своих мотористов, торпедистов и акустиков… Но с таким войском он как-нибудь справится.

Впрочем, даже если бы германцы высадились всей командой, отходить к предгорьям, оставляя заставу врагу на разграбление и сожжение, он не может. Не позволит себе. Тут уж, как водится у пограничников: ни шагу назад, граница священна.

Не теряя больше времени на осмотр субмарины, Ордаш почти бегом направился к форту. Уже подходя к северной части ограды, он вновь остановился и увидел в бинокль, как двое моряков разворачивают пушку в сторону заставы. Еще один матрос копошился у зенитного орудия. По опыту общения с отечественными субмаринами-«щуками» [62] «Щуками» в советском подводном флоте называли субмарины с бортовыми номерами, начинавшимися с буквы «Щ». Кроме торпедных аппаратов, эти подлодки имели на своем вооружении два палубных орудия. Вадим знал, что оба орудия там — небольшого калибра [63] В зависимости от серии германских субмарин, на них были установлены 88- или 105-мм палубные орудия, а также 20-мм палубные зенитные (нередко это были четырехствольные — «фирлинг») пушки. Лишь начиная с 1943 года на многих субмаринах палубные орудия были сняты, поскольку, по мнению командиров, они замедляли скорость движения, а в надводных боях оказывались неэффективными. . По всей вероятности, такими же они были и на германских подлодках. Но все равно, если эти вольные стрелки возьмутся за долбеж заставы в два ствола, зимовать ему в конечном итоге придется в подвале форта или в некоем подобии тунгусского чума. А не хотелось бы.

Решение командира субмарины U-105 обер-лейтенанта Крафта обстрелять пограничный форт оказалось полной неожиданностью и для гауптмана Кротова, и для вновь прибывшего в «Норд-рейх» оберштурмбаннфюрера фон Готтенберга. Как только Кротов, Бивень и ефрейтор-«норвежец» Снитке, вот уже в течение трех часов наблюдавшие за фортом с вершины каменистого предгорного холма, поняли, что артиллеристы-субмарииники готовят свои орудия к бою, гауптман немедленно связался по рации с бароном.

— А что, пусть немного поупражняются, — легкомысленно ответил оберштурмбаннфюрер, и по его голосу Кротов понял, что тот уже успел взбодриться хорошей порцией коньяку. — Поговаривают, что стрелки из них никудышные.

— При той качке, при которой ведется стрельба с небольших палуб субмарин, это немудрено.

— Именно поэтому некоторые командиры подлодок требуют вообще убрать орудия с палуб, поскольку они замедляют скорость движения и слишком неэффективны, — просветил его фон Готтенберг.

— Но я не об этом. Теперь уже точно установлено, что русские действительно оставили на заставе только одного бойца.

— Это ж до какой скупости нужно было довести русское командование, чтобы оно прибегло к такому идиотскому решению! — саркастически произнес барон.

— Но было решено, что заставу мы трогать не будем. Тем более теперь, когда там остался одии-единственный пограничник. Если мы убьем его или хотя бы разрушим форт, русские пришлют сюда целое подразделение и начнут обшаривать все окрестности заставы, и тогда…

— Что вы предлагаете, гауптман? — прервал его барон.

— Радист субмарины уже выходил на связь с нашей базой, хотя и не знает, где именно она располагается. Прикажите от своего имени обер-лейтенанту Крафту не открывать огня. Вы же понимаете: наше спасение в нашей безвестности.

— Не возражаю, гауптман. Пусть себе этот пограничник спокойно несет службу, а русское командование считает, что в этих краях все спокойно.

Прошло несколько минут, однако артиллеристы с палубы субмарины все еще не уходили. А едва Кротов отнял бинокль от глаз, как в сотне метров южнее форта взорвался выпущенный ими снаряд.

— Они уже открыли огонь! — прокричал он в микрофон стоявшей перед ним на каменном выступе холма рации.

— Приказы имеют обыкновение запаздывать, — спокойно отреагировал Готтенберг.

— Нужно остановить подводников.

Кротов слышал, как барон прокричал в трубку внутреннего телефона, чтобы радист еще раз связался с командиром субмарины, однако это не помешало ему вновь поиграть на нервах «русского германца»:

— Считайте это учебными стрельбами, штабс-капитан. Кстати, что может сообщить ваш русский пограничник? Он может сообщить, что обстрел вела некая субмарина, а не артиллерия «Норд-рейха». А в штабе решат: постреляла и злила в глубины.

— Согласен, именно так и решат Только бы командир субмарины не вздумал высаживать в районе заставы свой десант.

— Не вздумает. — Поскольку второго выстрела так и не последовало, Кротов понял, что приказ фон Готтенберга все же подействовал. Газштман видел, как артиллеристы зачехлили орудие и скрылись в утробе своего судна. — Но ваша задача, Кротов — в ближайшее время вывести рацию заставы из строя. Проникнуть и вывести.

— Но тогда в штабе русских всполошатся.

— И пусть. Забыли, что утверждал на допросах ефрейтор Оркан?

— Помню. В течение нескольких месяцев рация заставы молчала.

— Кого-то это в штабе насторожило? Рацию доставили только во время очередной навигации. А ведь происходило это в мирное время.

— Поэтому в штабе не очень-то и волновались, что время было мирное, — объяснил Кротов. — Мыслю, господин оберштурмбаннфюрер, так: если уж мы решили, что пограничника следует оставить, тогда пусть его рация действует. Иное дело, что наш радист должен нащупать его волну и прослушивать переговоры со штабом.

— К тому же лично вам, господин штабс-капитан, это позволит время от времени упражняться в эфире в знании исконно русского языка, — согласился с этой версией фон Готтенберг, — передавая штабу красных подготовленную нами дезинформацию.

Оказавшись на территории форта, лейтенант прежде всего бросился к ружейной комнате, извлек оттуда пулемет и несколько колодок с патронами и перетащил их на крышу «цитадели». Туда же перенес старый тулуп и снайперский карабин: «Прошу в гости, господа! Столовые приборы расставлены!»