Виктор Кондратенко - Без объявления войны

Перебазирование штаба 21-й армии из Нового Оскола в Великую Михайловку восприняли как сигнал к будущему наступлению. Прощай, наш маленький домик с буйно зазеленевшим садом. В последний раз слушаем Шаляпина, ставим на прежнее место граммофон, прячем в круглую коробку редкие пластинки и закрываем входную дверь большим висячим замком. В Великой Михайловке поселяемся вблизи политотдела в домике, стоящем у бойкой дороги. Его хозяин, старый столяр, работает на мебельной фабрике, а дома мастерит на продажу кухонные полочки и шкафчики. В нашу комнату постоянно проникает запах свежей краски и древесного лака. Приходится держать днем и ночью окна открытыми.

С наступлением сумерек дом дрожит от тяжелой поступи танков. Проходят артиллерийские и стрелковые части. Накануне Первомайского праздника КП 21-й армии переезжает в Нежиголь, придвигается ближе к фронту. Нежиголь — узел пяти шоссейных дорог. Село большое и древнее, связанное с историей Киевской Руси. Некогда здесь, при слиянии двух рек, Нежиголя и Корня, окруженное дремучими лесами, стояло городище, выдержавшее в 1072 году осаду ногайских татар.

Наша белая мазанка с камышовой крышей, временно отведенная под корпункт, утопала в кустах буйно цветущей сирени. Первомайский, распахнув окно, подолгу смотрит, как за меловым холмом в кронах вековых сосен, как бы пыля синевой, прячется солнце. Кажется, все готово к наступлению. Фронт притих, притаился. Когда же наступит час атаки? И как развернутся события? Неужели через неделю-другую увидим Харьков? Условились с Леонидом Соломоновичем написать целый разворот для фронтовой газеты: Харьков наш! Я мысленно переношусь в город, где родился и вырос, шагаю по немощенной Киевской улице. Застану ли там в живых мою старую добрую бабушку Мавру Васильевну? Сердце наполняется тревогой. Ожидание больших событий достигает наивысшего напряжения. Велико желание пойти вперед, увидеть освобождение родного края. Даже Леонид Соломонович, привыкший каждый день работать над стихами, спрятал в походный ранец рукописи, и мы вместе чаще теперь заходим то в политотдел, то в Штаб армии.

Встретили кинооператора Бориса Зенина, условились вместе ехать на фронт. Ему не сиделось в Нежиголе. В ту пору в войсках вместо «наступление» говорили «свадьба».

Начинало вечереть, когда к нашей мазанке подлетела полуторка и капитан Зенин заглянул в распахнутое окно:

— Братцы, «свадьба»! Десять минут на сборы.

Садимся с Леонидом Соломоновичем в кузов грузовика. К нам присоединяется помощник по комсомолу Дмитрий Рассохин, корреспондент армейской газеты Борис Мясников, и машина выходит из Нежиголя на волчанскую дорогу. За Корнем меловые обрывы. Бор. Вдали показываются трубы Шебекинского сахарного завода, потом Таволжанского. Дорога вьется меж свекловичных полей.

Над Северским Донцом начала светлеть короткая майская ночь. Ровно в три часа лес под Волчанском озарили вспышки батарей. Артиллерийская подготовка прошла успешно. Наши стрелковые части форсировали реку. Взяли Старицу, Бугроватку, Огурцово. Комдив Лагутин доволен результатами атаки. Воины его дивизии сумели быстро взломать гитлеровскую оборону на правом берегу Северского Донца и повели наступление на Муром. Началась Харьковская операция. Наши войска наносят удар из района Волчанска в обход Харькова с севера и северо-запада, спешат навстречу дивизиям, наступающим с юга.

Идет битва в лесистой местности. О больших материалах нечего думать. Всё в движении, приходится делать короткие информации и, помня совет генерала Костенко, помогать героям боев выступать в газете. Все материалы теперь отправляю в редакцию только через дивизионный пункт сбора донесений, но связь работает безукоризненно, они быстро появляются в газете.

Порой дивлюсь мужеству Первомайского: ночью он греется в лесу на дне окопа у костра, а днем с наступающим батальоном входит в освобожденное село. Под Муромом на коротком привале у меня как-то совсем неожиданно возникли о нем стихи: «С походным ранцем за спиною, с вишневой трубкою в зубах еще к безвестному герою выходит он на пыльный шлях. Над ним скользят косые тени — они несут огонь и гром. Его приход боец оценит в окопе тесном и сыром. А в знойном небе бомбы воют, земля в огне — привстать нельзя. В дыму атак поэт и воин в одно мгновение — друзья. Поэт уйдет. В своем блокноте он унесет простой рассказ. И в занятом недавно дзоте он не сомкнет бессонных глаз. С упрямой мыслью в поединке, усталый ляжет на песок. И утром новая сединка посеребрит его висок».

Муром взят! Ну и село! Всюду холмы, да еще какие. Сама природа подготовила его к обороне, недаром здесь шел такой упорный бой.

В уцелевшем доме — КП дивизии. Над картой Лагутин, комиссар дивизии Богданов и начальник политотдела Бельферман. Приехал озабоченный командующий артиллерией генерал Турбин, ознакомился с обстановкой.

— Упустили возможность... На второй день наступления, еще четырнадцатого мая, надо было ввести в бой подвижные силы. Промедлили. Теперь поздно. Гитлеровцы оправились от удара и подтянули резервы. Продвижение наших войск затормозилось. Рваться вперед нам опасно. Пока не поздно — надо перейти к обороне. Поеду к Данилову, переговорю с командармом, — и Турбин, простившись, пошел к выходу.

Неужели срывается наступление? В это не хочется верить. Ведь до Харькова всего шестьдесят восемь километров. Передовой отряд дивизии приблизился к автостраде Харьков — Белгород. Но разведка доносит, что к немцам подходят крупные резервы.

Последние дни мы с Леонидом Первомайским подружились с начальником штаба дивизии полковником Дерманом. И, конечно же, поспешили к нему в блиндаж узнать последние новости.

— Что же вы в Муроме сидите? — спросил нас начштаба. — Могу порадовать: только что взята Вергеневка. У нашего соседа, генерала Тер-Гаспаряна, успех. Поезжайте к нему. Это недалеко. Всего пятнадцать километров. Мой водитель подбросит вас.

В это время кто-то стал спускаться в блиндаж. Вошел в каске, вооруженный автоматом, пистолетом и гранатами старший лейтенант, а за ним еще четверо лейтенантов.

— В чем дело? Кто вы такие? Как вы сюда попали? — спросил начштаба.

Старший лейтенант, помешкав, доложил:

— Товарищ полковник, группа диверсантов по заданию немецкой разведки проникла в тыл Красной Армии.

— Что-о! Прекратите так глупо шутить!

— Это не глупая шутка. Мы — бывшие командиры Красной Армии. При разных обстоятельствах попали в плен к немцам. Мы не хотим вредить своей Родине. Выслушайте нас. Чтобы вырваться из вражьего плена, прошли в Харькове шпионскую школу. Нас оставили немцы в Муроме с тем, чтобы мы громили штабы и убивали командиров Красной Армии. После выполнения диверсионных актов мы должны перейти линию фронта. Но мы явились к своим, не причинив никакого зла. Говорим правду.