Алим Кешоков - Долина белых ягнят

— Это наши танки, — сказал он уверенно и отвернулся от них, дав понять, что разговор окончен.

У Локотоша был наметанный глаз. Он по силуэтам, по посадке башни и калибру орудия мог отличить свой танк от немецкого или французского и отважился возразить.

— Извините, товарищ генерал, это — немецкие танки. Надо открыть огонь.

Генерал не успел ответить. К нему обратился адъютант:

— Разрешите вашу машину увести в укрытие.

В генеральской «эмке» сидела жена командира корпуса — военврач.

— Незачем угонять машину. Это идут наши танки. Я их выпросил у командарма.

Спор не затянулся.

Немецкие танки с ходу налетели на артиллерийские позиции и раздавили орудия. Комкор хотел сесть в машину. Он успел только открыть дверцу, как пулеметная очередь прошлась по нему.

Но людей, которые укрылись под скирдой соломы, в замаскированных щелях, танки не заметили. Они сделали на всякий случай по скирде несколько выстрелов и умчались дальше. Сидели под скирдой Апчара и Локотош. Адамокова не было. Он где-то исправлял линию.

Когда грохот танков отдалился, Апчара высунулась из соломы, словно проклюнувший скорлупу цыпленок. Она подумала, что танки сейчас обрушатся на минометную батарею и раздавят Альбияна.

Локотош схватил Апчару за портупею и дернул назад.

— Очумела? Сиди!

Но танки уже ушли в сторону хутора. Остались от них только следы в пшенице, как покосы после комбайна, да еще на полевой дороге, которая вела раньше из мирного хутора на мирный ток, обломки машины, из-под которых текли, перемешиваясь, черное машинное масло и красная человеческая кровь.

Танков не было, но стрельба гудела вокруг, и нельзя было разобраться, кто, откуда, куда стреляет.

Локотош сел к телефону, чтобы выяснить обстановку. Апчара начала для него энергично тыкать штепсель то в одно гнездо, то в другое… Она кричала, надрываясь, потому что в грохоте разрывов не слышала собственного голоса. Пушки били из глубины обороны, из глубокого тыла, с переднего края, с флангов — отовсюду. Снаряды, урча, пролетали над головами. Свистели мины. Огонь разлился и охватил всю систему обороны дивизии.

Наши танки, которых дожидался комкор, все же появились в конце концов и встретились с немецкой колонной, идущей к хутору. Она только что проутюжила палатки нашего санэскадрона, набитые ранеными.

Громя тылы, немцы израсходовали снаряды (бояться им было некого) и, когда нарвались на наши танки, сами превратились в беспомощные мишени, их машины стали вспыхивать одна за другой.

Бомбардировщики носились над полем боя. Они словно глумились над землей и над людьми, зарывшимися в землю. Они уже не ходили замкнутым кругом, а летали каждый сам по себе, выискивая щели, окопы, огневые точки, отдельных бойцов… И сверху, должно быть, им не просто сквозь дым и пыль разглядеть цель. Потому они и обрушили очередной удар на свои же танки около хутора.

Над полем боя появился краснозвездный самолет, похожий на бочоночек с крыльями, — истребитель, «ястребок». Он летел очень низко, удирая от двух «мессеров», висевших у него на хвосте. Все, кто из чего мог — из винтовок, пулеметов, противотанковых ружей, ударили по немецким самолетам, и один из них, к всеобщему ликованию, задымил и врезался в землю. «Ястребок» и другой самолет в это время улетели, скрылись из глаз, и неизвестно, чем там кончилось дело.

Вокруг Апчары по пшенице вжикали и свистели осколки, словно жаворонки выпархивали в небо из спелой пшеницы. Пальцы Апчары дрожали, и она не сразу попадала штепселем в нужное гнездо.

Локотош непрерывно звонил, выяснял обстановку, отдавал приказания. В бой ввязывались новые и новые силы противника. Происходило то, что называется «перемалыванием сил». Щели, окопы, ячейки, ходы сообщения — всюду раненые, взывающие к помощи. Не всегда боец мог перевязать рану своему товарищу, потому что приходилось отбиваться от наседающих гитлеровцев. Немецкие танки уже не раз переходили передний край, а бойцы не покидали своих мест. Локотош требовал: не удалось подбить танки — не беда, артиллеристы добьют, а стрелкам ни шагу назад, отсекайте пехоту, истребляйте ее. Альбиян это уже знал. По первому сигналу он бил по атакующим солдатам, а «катюши», как только противник оказывался в черте пристрелянных квадратов, сотрясали землю. Автоматчиков противника как сдувало с лица земли. Танки без пехоты не решались идти дальше, поворачивали, отстреливаясь, пятились назад, чтобы, откатившись до исходных позиций, вести на смерть новые подразделения автоматчиков.

В телефоне прорвался вдруг к Локотошу голос комбата Болотокова, у которого три орудия замаскированы для стрельбы по танкам прямой наводкой, в упор.

— Идут семь танков. Пехоты за ними пока не видно. Но должен быть и «хвост», не могут танки идти без «хвоста».

— Хорошо. Действуй по своему усмотрению.

Локотош знает уже комбата Болотокова, его не надо инструктировать, опытный комбат. Каждому из своих орудий, чтобы не метались прицелом по полю боя и не распылялись, он устанавливает «цель-задание». Наводчик, зная свою цель, чувствует себя увереннее, подпускает цель на верный выстрел, то есть почти вплотную. Тут дело будут решать секунды. Кто — кого. Если немец в этот миг обнаружит тебя, выстрелить уже не успеешь. Надо ударить, пока орудие не демаскировано.

А маскировка у Болотокова — камыш. Натыкал вокруг камыша, наставил камышовых снопов и циновок. Издалека ни дать ни взять — камышовые заросли. А где камыши, там болото, вода. Немецкие танки не решаются идти на камыш, норовят обойти его стороной. Тут и стреляют три пушечки комбата Болотокова. Хитер, бродяга!

Локотош связался с командиром дивизии и доложил ему о семи танках. Комдив ответил:

— Вижу сам. Посылаю на помощь четыре коробки. Больше нет.

Локотош высунулся из щели. Сквозь дым и пыль уже пробирались четыре «коробки»: три быстрые и уверенные тридцатьчетверки, а один танк какой-то маленький. С поднятым кверху орудием он показался Апчаре слоненком-озорником.

Немецкие танки можно было заметить скорее по вспышкам орудий. Еще издали они обрабатывали наш передний край, чтобы немецкой пехоте не пришлось снова бежать назад.

Локотош связался с курганом.

— Ну как высота? На высоте?

— На высоте! — прохрипел командир эскадрона и добавил несколько крепких слов. — Воды нет, «максим» задыхается…

— Да он у тебя паровоз, что ли? Был же запас воды.

— Был — весь вышел. Бой-то какой. Пулемет не стреляет, а плюется… Снова идут… Прошу…

— Пехоту, пехоту прижмите к земле чем-нибудь. О танках не беспокойтесь, с танками справимся. Артиллеристы их ждут…

— Ясно. Продержимся. Подкинь «папирос». Почти на исходе…

— В свой срок.