Герхард Грюммер - Скитания

Коппельман видел, как командир шептался о чем-то с инженером.

— Динамичный подъем с нашими скудными энергетическими ресурсами невозможен, — промолвил инженер.

Капитан кивнул.

— Итак, попробуем скользящий подъем и затем медленную проводку.

С трудом двигалась подбитая лодка сквозь толщу воды. Однако через несколько минут они услышали над собой шум винтов корвета. Возможность уйти от преследователей полностью исключалась. Корвет приготовил все виды оружия, чтобы нанести лодке последний, смертельный удар. Целая серия глубинных бомб была сброшена им за борт.

На центральном пункте управления инженер пытался быстро переключить моторы, чтобы выжать из них максимальную скорость. Со страхом прислушивались люди к тихому шуму электромоторов и стуку винтов.

— Обе машины — самый полный вперед! — прозвучала команда.

В создавшихся условиях скорость возросла лишь наполовину. Истощенные батареи не могли обеспечить большую.

И вновь — уже в который раз — лодка каждым швом и каждой заклепкой содрогалась под взрывами глубинных бомб. Зажатая в гигантский кулак, она металась в толще воды.

На 125-метровой глубине она остановилась. С угрожающим шипением в корпус лодки врывались через бесчисленные маленькие и большие отверстия струи воды. Хельмут Коппельман невольно сравнил их с ядовитыми змеями, которые накидываются на беззащитные жертвы.

Некоторые из членов экипажа были тяжело ранены. Торпедному механику Шульту сильная струя воды отрезала левую руку, как бритвой. Ему наскоро перевязали обрубок, чтобы приостановить кровотечение. Спасти его могла лишь квалифицированная медицинская помощь, и не позже чем через несколько часов. Чтобы понять это, хватило даже познаний Хельмута, полученных им во время обучения.

Молодой матрос, совершавший свое первое плавание, стонал и плакал. Его товарищи тщетно старались определить, куда он ранен. Очевидно, у него было какое-то внутреннее нарушение или расстройство психики.

У старого Хуна сжалось сердце, когда он увидел искаженное болью детское лицо. Он ударил парня в подбородок так, что тот упал без сознания. Сильные руки заботливо уложили потерпевшего на койку.

Машиниста мощным взрывом отбросило в угол. Его висок слегка кровоточил, но он упал без сознания, и никто этого не заметил. Вода в отсеке в это время доходила до колен. Когда на упавшего случайно наткнулся проходивший матрос и машиниста подняли, он уже захлебнулся.

Лодка почти спокойно лежала в водной толще. Командир знал, что конец приближается. Что делать? Оставался единственный выход. Срочно всплывать и покинуть лодку. Еще недавно, обсуждая с инженером сложившуюся ситуацию, он категорически отвергал мысль о сдаче в плен. А теперь?

— Продуть цистерну! — крикнул он на пункт управления. — Ждать приказа на всплытие!

Инженер осторожно пустил воздух в балластные резервуары. Медленно, очень медленно лодка начала подниматься. Хельмут Коппельман сразу почувствовал это по снижению давления, которое всегда ощущал желудком. Нервы моряков были напряжены до предела. Еще имелась надежда. Если всплытие удастся, их, возможно, подберет корвет.

— 110 метров! — доложил маат из центрального пункта управления. И через несколько томительных секунд: — 100 метров!

«Почему мы не всплываем быстрее?» — с отчаянием думал Хельмут. Он вспомнил занятия по спасению экипажа в школе подводников. В легком водолазном костюме можно выходить из люка подводной лодки. Ему тогда понадобилось много времени, чтобы выучить наизусть длинный текст инструкции: «Выход из подводной лодки, лежащей на морском дне, может осуществляться в высшей мере отважными и решительными людьми. Он возможен только с определенной глубины. Если подъем производится с глубины более 10 метров, что чаще всего имеет место, тогда необходимо…»

Хельмут лихорадочно вспоминал. Говорилось ли в инструкции что-либо о 40 или 60 метрах? Об этом долго спорили, приводя остроумные аргументы из физики. До сорока — это бы еще куда ни шло, между сорока и шестьюдесятью — более чем рискованно…

Измеритель глубины показал 95 метров.

— Полностью продуть балластные цистерны! — в сердцах крикнул Тиме.

— Все цистерны продуты, — ответил инженер. Он бесстрастно констатировал то, о чем все уже догадывались: — Цистерна пробита. Подъем невозможен.

В этот момент всем стало ясно, что их судьба предрешена. Они навсегда закупорены в этой коробке. Им предстояла безнадежная, бессмысленная борьба со смертью и мучения, которые трудно представить.

Новый заход эсминца! Команда лодки отчетливо услышала вибрирующий шум мощных винтов корабля. Тиме ожесточено боролся. И им еще раз удалось избежать неминуемой гибели, хотя эсминец пронесся над ними. То, что они остались живы, казалось настоящим чудом, в которое трудно было поверить.

Мозг Хельмута лихорадочно работал. Они же выручили из беды подводную лодку, находившуюся, казалось бы, в безнадежном положении. Почему же к ним никто не идет на помощь? Он хорошо представлял, насколько безграничны просторы океана. Маленькая лодка казалась в них совершенно затерянной. Но были же случаи, когда лодки сталкивались в открытом море! И если бы у командира той, другой лодки достало мужества атаковать в лоб эсминец, а затем броситься на корвет! И если бы балластные цистерны к тому времени были отремонтированы!..

Если… если… если…

Бортовая связь больше не работала. Капитан не имел контакта с вахтенным офицером. Он послал на его поиски Коппельмана. Хельмут вышел из командирского отсека и начал спускаться вниз. Голова раскалывалась. Избыточное воздушное давление сжимало барабанные перепонки. Чтобы понять друг друга, нужно было громко кричать. В лодку тем временем продолжала поступать вода.

Хельмут искал во всех отсеках, однако вахтенного офицера нигде не было. Наконец он обнаружил его в офицерском отсеке. Бергер лежал на своей койке, повернувшись к стене. Когда Хельмут подошел ближе, он заметил рану на виске — Бергер застрелился. Его пистолет валялся рядом. На мгновение Хельмут остолбенел. «Бергер перешагнул этот таинственный порог, — подумал он. — Ему теперь не страшны никакие муки. Но это же трусость, когда офицер кончает жизнь самоубийством. А может быть, это мужество? Где здесь граница?»

Фенрих Хельмут Копепельман, 18 лет, не хотел умирать таким образом. Он поднял пистолет, поставил его на предохранитель и полез в башню. Когда командир услышал доклад фенриха, его лицо стало жестким, как бы высеченным из камня.

Тиме приказал второму вахтенному офицеру проверить наличие личного состава. Лейтенант отправился выполнять приказ. Никто не обращал на него внимания. Члены экипажа бродили с выражением обреченности на лицах. Некоторые просто лежали на койках. Под влиянием драматических событий дня они стали апатичными и никакого интереса к тому, что происходило в лодке, не проявляли. Некоторые вспоминали отпуск на родину, колоссальные пьянки, многочисленных девиц. Второй вахтенный офицер насчитал пятерых погибших и сорок шесть живых и сообщил об этом командиру. Тот протянул бумажку с донесением Коппельману, чтобы он занес эти данные в дневник — маленькую черную тетрадь.