Анатолий Кудравец - Сочинение на вольную тему

Неожиданно где-то вверху на одной из ближних елок зачалось какое-то неприметное движение — будто кто-то осторожно вздохнул, но этого было достаточно, чтобы вся навалившаяся на дерево толща снега ухнула вниз и взорвалась легкой пылью. Елка вздрогнула, тяжелые лапки торопливо заходили из стороны в сторону, и потребовалось довольно продолжительное время, чтобы все вновь улеглось, успокоилось в прежней сосредоточенной окаменелости. Но теперь было понятно, что под снежным кожухом затаилась жизнь, ей надоело пребывать в этом холодном оцепенении, и она только ждала своего момента, чтобы заявить о себе…

Игнат чувствовал: надо уходить отсюда, и чем скорее он сделает это, тем лучше. Но не мог же он побежать, как тот волк. Не мог и не желал.

И он подставил спину старому ельнику, чиркнул спичкой и принялся раскуривать трубку.

И тут раздался выстрел. Стреляли из боевой винтовки, и выстрел был такой оглушительный, что с елки и кустов посыпался снежный пух. Игнат дернулся вверх, выгнулся спиной и замер, точно в ожидании чего-то. Спичка полетела в снег.

Сперва Игнат подумал, что его убили. Вроде даже почувствовал и пулю между лопаток. Потом показалось, будто его ранили и оттого он стоит и не падает. Наконец понял, что его и не убили, и не ранили, что он живой, ведь точно слышал, как пуля прошла где-то сбоку и выше головы.

И тогда вместе с радостью, что он жив и невредим, пришла злость: над ним пошутили. Хотели попугать. Застичь на чем-то гадком. Может, даже поймать на трусости. Игнат таких шуток не любил. Хочешь потолковать — выходи в открытую. А не так, из-за пня… Он чиркнул второй спичкой, припалил махорку, пустил дым и только тогда, словно решив что-то важное для себя, двинулся вслед за волком.

За Гущевым дворищем волк, сделав изрядный крюк, снова вошел в лес, но теперь Игнат не полез за ним, а направился на дорогу в Селище.

Павел был дома, колол дрова. Обрадовался, увидев Игната, пошел навстречу.

— Такая пороша, а ты щепки щепаешь? — заметил Игнат, пожимая его горячую от топорища руку.

— Н-не м-много, к-как видно, и ты выходил.

— Вопщетки, выходил. Правда, мог больше, но и того достаточно. Потому и завернул к тебе. Запрягай коня да поедем. Волка надо забрать.

— Да ну? — не поверил Павел.

— Правда.

— И г-где ты его?..

— А во там, у старого дворища Витковских.

— Г-гляди ты… Д-да что-то же не в настроении ты. И где собака?

— На волка променял, — криво усмехнулся Игнат.

— Не обманывай.

— Правду говорю.

— Т-такую с-собаку…

— Вопщетки, собака была добрая… Да ничего не поделаешь. Не мы смерть выбираем, а смерть выбирает нас — во какое право.

Павел вторкнул топор в колоду.

— Раз так, то я з-зараз.

Через пару минут Павел вышел из хаты в кожушке, подпоясанном ремнем, с бескурковкой в руке. Прошли на конюшню, заложили в сани сивого шустрого конька, устроились сами на соломе, поехали. Коник легко бежал по дороге, а Игнат вел рассказ про свой сегодняшний день, про то, как Галус не хотел идти за лисой, и он побил его, как догнал старого волка, как шел по следу молодого.

— Так к-куда, говоришь, м-молодой п-потянул? — переспросил Павел.

— В Штыль… Знаешь Гущево дворище? Так оно останется справа, а это левее, за криницу.

— Г-где лисьи н-норы?

— Ага… Прихожу, а там кто-то побывал уже, правда, раньше, до этой гололедицы. Я подумал, может, это ты? — Игнат говорил спокойно, даже безразличным тоном, а сам внимательно следил за Павлом: что тот скажет?

Павел ответил тотчас и прямо:

— Нет, я н-никуда не в-вылазил весь м-месяц. А там… М-может, кто с-сушняку хотел п-приглядеть.

Игнат пошел напрямую. Рассказал про ночных гостей, про выстрел в дебре.

Павел долго молчал, затем со злостью спросил:

— Ч-чего тебя п-поперло т-туда, в Штыль? Н-надоело г-голову носить на п-плечах?

— Вопщетки, не надоело. Только я рассуждал так: раз они считай что в открытую пришли ко мне, то чего-то ж хотели. Хлеба, луку — это одно… А другое… Вот я и решил пошукать их и сказать, чтоб выходили. Что они там высидят? Сдаваться надо. А не сдадутся — перестреляют. Как тетеревов.

— Ты это всерьез? — Павел посмотрел на Игната как на полоумного. — Ты д-думаешь, они сами н-не знают, что м-можно выйти? Что-то ж их не п-пускает.

— Что не пускает? Страх или неизвестность. Придется сказать им, что ничего страшного тут нет, надо выходить к людям, коли с людьми жить мыслишь.

— А ты з-знаешь, кто т-там? Что-то ж он м-мыслил, идя в п-полицию. М-может, там у которого руки по локти в к-крови. Может, тот же М-мостовский…

— Этот, вопщетки, все может… Хотя стреляли все-таки, чтоб не попасть, а?

— Сегодня не п-попали, завтра п-попадут…

Игнат ничего не ответил, и на том разговор прекратили.

Конь стал тревожно фыркать и всхрапывать еще далеко от груши, а подъехали метров за двадцать — и вовсе заупрямился, попятился на передок саней, выламываясь из хомута. Пришлось взять под уздцы и почти силой тащить ближе. Рычала, скалила зубы, вздыбив на спине шерсть, и бросалась из стороны в сторону сука.

Павел подошел к волку, взял за загривок, приподнял.

— Ну, б-брат, и л-ломина. Совладать с т-таким — дай боже.

— Я ему хорошо угодил. Погляди.

Игнат показал на смерзшуюся сплошной корой левую лопатку, на окровавленную голову, куда он попал уже напоследок.

— М-молодца. Т-такого свалить — редкая удача.

Игнат достал из торбы ошейник Галуса:

— Вот она… удача.

Волка взвалили на сани, поверх кинули соломы, поехали.

Начинало смеркаться, пошел снег, и надо было спешить.

Было уже совсем темно, когда приехали в Липницу. Игнат подвел коня с санями к самому крыльцу. Отворили дверь и через сенцы втащили в хату мерзлого, как дуб, волка.

— Ей-божечки, волк? — глазам своим не поверила, вскинула руки Марина.

Волка приставили к столу. Припорошенная снегом спина его горбилась почти вровень со столешницей. Перекошенная судорогой, вздернутая верхняя губа открывала желтые зубы. Казалось, зверь живой, только затаился.

С опаской, но все ближе к нему подступали дети. Соня и Гуня смотрели на зверя с брезгливым любопытством. Леник был смелее всех, дернул его за хвост.

— Укусит! — пристрашил отец.

— Не укусит, гляди, — Леник смело дотронулся до жестких черных волосков на волчьей морде.

И тут Игнат услышал то, чего давно ожидал. Марина спросила:

— А где же Галус, что-то не слыхать?

— Вопщетки, Галуса нет, — не сразу, виновато ответил Игнат. И кивнул на волка: — Вот он вместо Галуса.

— Разорвали? А боже ж мой!.. — заголосила, точно по человеку, жена.

Игнат прикрикнул на нее:

— Тихо, не вой! Их там целая стая была. Пока я подоспел, во что оставили. — Он достал из торбы ошейник, передал Ленику: — На, держи… Будешь растить другого Галуса. — Повернулся к жене: — А нам с человеком пристрой перекусить: и наездились, и намерзлись.