Станойка Копривица-Ковачевич - Поймать лисицу

Притаившись в уголке, Рыжий исподтишка наблюдал за четниками. И удивлялся: ну как могут женщины танцевать с ними коло, слушать звон висящей на них сбруи? Нет, правы те, что бежали от них словно от чумы.

Дело шло к вечеру, когда ему вдруг представился подходящий случай. Не успел Рыжий принести в погреб воду, за которой его посылали, как вбежала тетка, крича во весь голос:

— Что делать, Милия? Усташи!..

Среди четников началась паника. Они скопом бросились к двери, сбивая друг друга с ног. Дядька тоже вскочил, выбежал к воротам. Подскочив к окну, Рыжий увидел дядьку: раскинув руки, тот что-то втолковывал трем перепуганным усташам. Что он им говорил, не было слышно, только после этого они бросились бежать на другой конец деревни.

Рыжий быстро оценил ситуацию. Вмиг очутился он возле стоявших поблизости полевых сумок, доверху набитых патронами. Лихорадочно совал патроны за пазуху, опорожняя одну сумку за другой. Закончив, выскочил во двор.

Когда четники вернулись, мальчик с замиранием сердца ждал, обнаружат ли пропажу. Но тем было не до него, не до украденных патронов — слишком были заняты собой, рассказывали друг другу, как удирали.

— Эй, дядя, Радивое проломил твой забор. Будет тебе завтра работка! — смеялись они.

— И ты бы проломил, окажись он у тебя на пути, — ответил Радивое, и четники разразились оглушительным хохотом.

Едва дождавшись рассвета, Рыжий стал искать Йоле, чтобы похвастать раздобытыми патронами.

А потом они вдвоем на глазах у ребят из враждебного лагеря, тех, которые были за четников, целый день только тем и занимались, что бросали патроны в костер. „Ну-ка, посмотрим, чьи патроны лучше стреляют!“ — кричали они, отбегая в безопасное место и наблюдая, как взрываются патроны, разбрасывая вокруг искры и пепел.

Но и „противник“ не остался в долгу. Долговязый со своей ватагой тоже бросал патроны в костер. Леса и дол огласились беспрерывными взрывами,

— Мы вам покажем! — неслось с одной стороны.

— Это мы вам покажем!

Разозлившись, Йоле с Рыжим договариваются: один пойдет на левый фланг, другой — на правый, а ребят поменьше поставят в центр.

— Разворачивай левый фланг! — выкрикивает Рыжий и смотрит, как Йоле перебегает от укрытия к укрытию, точно настоящий боец.

— Вперед, партизаны! — командует он и, выскочив на открытое место, бежит во весь рост, набрав полные пригоршни камней. Потом, повернувшись к Лене, кричит: — Огонь!

Девочка швыряла патроны в костер, и, когда они взрывались, ребята бросались в атаку. Они преследовали „противника“ до самого дома. Из хат с бранью выбегали их матери, и только тогда преследователи поворачивали назад, запыхавшиеся, счастливые, чувствуя себя настоящими партизанами.

— Я вам это припомню, — грозился долговязый.

Прошло несколько дней. Йоле и Рыжий что-то увлеченно мастерили, сидя на поленнице, когда Раде приволок и бросил им под ноги старую винтовку.

— Смотрите, что у меня есть!

Ребята переглянулись.

— Где ты ее нашел? — спросил Йоле.

— Вот там, в лесу, — малыш махнул рукой.

Ребята снова переглянулись. Все трое склонились над винтовкой. Она была тяжелая, длинная, во многих местах ствол покрывала ржавчина. Они изрядно повозились с винтовкой, прежде чем начал работать затвор.

— Ничего, будет стрелять, — самоуверенно заявил Рыжий.

Принялись за работу, посылая Раде то за песком, то за соломой. Подошел Влайко, стал помогать. Терли и чистили винтовку, пока она не засверкала как новенькая, но Рыжему что-то в ней не нравилось. Наконец его осенило:

— А почему бы нам не укоротить ее? Будет как у партизан.

— Правда, давайте обрежем, — поддержал его Влайко. — Мой отец говорит, обрез прекрасно стреляет.

Они обрезали приклад, смазали затвор. Теперь это была настоящая партизанская винтовка.

— Теперь она как настоящий русский обрез, — довольно заметил Влайко.

— Откуда ты знаешь, какие они бывают?

— Сам-то я не видел, да партизаны говорили: они вот такие же маленькие. Но палят здорово!

— Завтра пойдем на Дебелячу, там ее проверим, — решил Йоле.

Наутро ребята выгнали овец раньше обычного, погнали их к лесу. Очень уж хотелось поскорее испытать винтовку. Рыжий нес патроны, а Йоле — завернутый в тряпку обрез.

Зашли далеко в лес. На поляне развернули свое сокровище и склонились над ним. И хотя терпение было на исходе, теперь, когда можно было приступить к испытанию, каждый боялся первого выстрела.

— Дай-ка мне, я стрельну первый, — попросил Рыжий Йоле.

Тот протянул ему винтовку. Лена с гордостью смотрела на руки Рыжего, ловко заряжающие винтовку, словно мальчик всю жизнь этим занимался.

— Спрячьтесь-ка все! — приказал Рыжий, а сам остался на поляне. — Стреляю вон в тот пенек.

Он приставил приклад к плечу, крепко прижался к нему щекой. Выстрел прогремел так внезапно и оглушительно, что все вздрогнули. От пенька полетели вверх и в стороны щепки, ребята провожали их взглядом, пока они, крутясь, падали на землю.

А Рыжий стоял на месте, слегка побледневший, улыбающийся.

— Во сила! — проговорил он, подходя к ребятам.

Лене вдруг захотелось поцеловать его. Но, стыдясь своего порыва, она только глядела на Рыжего и радовалась, что он такой. Именно такой, как есть…

Ребята, вырывая друг у друга винтовку, стреляли по очереди, а девочка потихоньку отошла в сторону и, поднявшись по склону, легла в траву. „Знает ли небо, как я счастлива? — думала она, глядя в небо. — Наверное, нет. Это знаю только я — и бог, если он есть!“

Его разбудила мать. Он долго не мог проснуться, не понимая, чего от него хотят.

— Просыпайся, сынок! — расталкивала она мальчика. — Отец зовет.

Влайко отдал бы все на свете, лишь бы его оставили в покое. Ему казалось, он только что заснул. Но мать не отходила.

— Вставай, сынок, отец рассердится. Ты ведь его знаешь…

Мальчик с трудом разомкнул веки.

— А, это ты, — пробормотал он, увидев склонившееся над ним лицо матери.

— Я, я, сынок. Ну-ка, быстренько. Отец ждет. Пойдете на ток.

Влайко оделся. Начинало светать. Восток просветлел, но половина неба была еще погружена во мрак. На небе мерцали звезды, и он улыбнулся им. Наскоро умывшись, выпил кружку молока. Тем временем совсем рассвело.

— Снопы уже стоят, — сказал отец, свертывая самокрутку из клочка бумаги. — Они не тяжелые, справимся за день. — Он пошел к конюшне. — Возьми возле амбара вилы и грабли — себе и мне — и иди на ток, а я лошадей выведу.

Забросив на плечо вилы и грабли, мальчик зашагал вниз по дороге. Настроение было прекрасное. Глянул вверх — на небе ни облачка. "Будет хороший денек", — подумал Влайко, насвистывая какую-то мелодию. Это была песня сербских партизан, которые весной стояли в их деревне, Ему нравились и мелодия, и сами партизаны. "Интересно, где они сейчас? Небось где-нибудь далеко…" Ему захотелось к партизанам — хоть ненадолго. "Отец убил бы меня… Ему больше по душе эти бородатые. Да разве на них можно положиться? — размышлял он. — Вон и Йоле, и его брат, и вся их семья связаны с партизанами. Только у моего отца все шиворот— навыворот. Вся деревня одно делает, а он — обязательно наперекор…" "Ты всегда поступаешь всем назло", — говорил ему дядя. И Влайко с ним согласен. Ведь именно потому отец привечает этих обросших. Лишь бы идти против течения, не быть похожим на остальных. О, как он завидует Йоле, что у того нет отца! "Вот счастливый! Может делать, что ему нравится. Кого хочет, того и любит!.."