Николай Отрада - Строки, добытые в боях

И вот я вновь на площади у машины. Белую ночь сменила утренняя заря. Она зарумянила небо, мазнула блеском скульптуры на Зимнем дворце и верхушку Александрийского столпа. Ни души! Ленинград спит.

И лишь когда я сел в машину, из-под арки здания штаба вышли юноша и девушка.

Юноша, нежно обнимая, целовал девушку, а она рассыпала счастливый смех по площади.

— Не знают, что война, — тихо обронил водитель и завел мотор. Машина тронулась…

(Из воспоминаний генерала М. Духанова)

1942

1943

1943

…Под плащ-накидкой сразу же заснула. Меня разбудили. Сказали: ожидается немецкая контратака. Так и есть. Команда. Заняла ячейку. Сначала я не видела, потом вижу: метрах в ста с холма сползают фашистские танки с десантом. Ударила наша артиллерия. Стреляю по десантам. Рядом со мною в нескольких метрах раздавлены гусеницами танка старший лейтенант и боец. У меня заклинило затвор. Села, устранила задержку и снова стреляю. Вот идет танк прямо на меня. Метрах в десяти. Ощупываю ремень, на котором были подвешены гранаты. Гранат нет. Потеряла, наверное, когда ползла по ржи. И не страшно было. Присела, танк прошел мимо. Нарвались танки на нашу артиллерию, повернули обратно. Я продолжала сваливать фашистов, когда они выскакивали из горящих танков. Восемь танков подбили, остальные вернулись обратно. После всего, когда увидела убитых и раненых, стало жутко…

Попала в артиллерийский полк. Там переночевала. Пошла к разведчикам. Разведчики сказали: «Возвращайся, девушка, обратно». Вышла на дорогу, перехожу мост. Иду в мечтах. Случайно взглянула в сторону — овраг. И вижу… Что же? Стоит немец. Кричу: «Хенде хох!» И поднимаются шесть рук: их трое. Один что-то лопочет — не понимаю; знай только кричу: «Быстрее, вперед!» — и стволом винтовки показываю: ползите, мол, ко мне. Выползли. Отобрала оружие. Прошли с километр, смотрю — немец в одном сапоге. Значит, он просил разрешения обуть второй сапог, а я не поняла. Подвожу их к деревне. Один немец спрашивает: «Гут или капут?» Я говорю: «Гут» — и веду дальше. Я в маскхалате, с финкой, с гранатами, винтовка наизготовку — ну как бандитка. Пленных сдала кому следует…

(Из дневника снайпера Р. Шаниной, погибшей в боях за Родину)

1944

…Со временем увлечение шахматами прошло…

Новое увлечение охватило всех поголовно. Это — вышивание. Мы где-то доставали цветные нитки, делились ими, обменивались. Нитки присылали нам из дому в конвертах родные, знакомые.

В ход пошли портянки, разные лоскутки. Рвали на куски рубашки — ничего не жалко. Вышивали лихорадочно. С нетерпением ждали, когда выдастся свободная минутка. Можно было подумать, что в этом — смысл жизни!

Некоторые умудрялись вышивать на аэродроме, под крылом самолета, в кабине. Даже в столовой после полетов можно было слышать:

— Оля, ты уже кончила петуха?

— Понимаешь, осталось вышить два пера в хвосте: синее и оранжевое. А ниток не хватает.

Оля вытаскивала из кармана комбинезона кусок материи и аккуратно его раскладывала.

— Вот смотри. Если вместо синих взять зеленые…

И обе самым серьезным образом обсуждали петушиный хвост.

Этой болезнью заразились все, в том числе и командир полка. Вышивали болгарским крестом, гладью, разными стежками… Какие-то цветы, геометрические фигуры, головки зверей и даже целые картины.

И вдруг все прошло. Перестали вышивать. Стали играть в волейбол…

(Из воспоминаний летчицы 46-го гвардейского женского полка ночных бомбардировщиков Героя Советского Союза Н. Кравцовой)

1944

1948

1945

1947

Давид Самойлович Самойлов родился в 1920 году в Москве в семье врача. Окончив в 1939 году школу, поступил в ИФЛИ. В первые дни войны ушел добровольцем в армию. Воевал пулеметчиком на Волховском фронте, был тяжело ранен при прорыве блокады Ленинграда. Затем до конца войны служил в разведке. Награжден орденом Красной Звезды и медалью «За боевые заслуги». Вспоминая о войне, Самойлов пишет: «Мы ведь были очень молоды тогда, в сорок первом и в сорок пятом году. Это время было нашей юностью, и все прекрасное, что связано с юностью, у нас отнесено в то время. Когда я пишу о войне, я пишу еще и о юности. И эта тема, неувядаемая для каждого писателя, тоже возвращает меня к войне и высветляет темный ее фон… Многое из того, что я видел на небольшом участке, доступном обозрению солдата, складывается теперь в большую историческую картину. Собственные впечатления и переживания придают этой картине особую, живую содержательность и как бы личное отношение к истории. Война помогла мне понять, как народ участвует в истории, как великие исторические события формируют сознание народа».