Варвара Мордовских - Победа во имя мира

Лейтенант Щукин принял решение — изловить фашистского верховода и передать его на суд партизанам. Провести эту операцию было приказано отделению разведчиков под командованием Владимира Солуянова.

Два дня и две ночи охотились. И напали на след немецкого офицера. И напали. Командир отряда по имени Курт находился в деревне Юхово, откуда должен был возвратиться в штаб, расположенный в селе Холм.

Стоял холодный весенний день. С севера, обгоняя друг друга, неслись набухшие ледяной тяжестью облака. Дорога, до блеска накатанная колесами, отлого сползла с недавно выжженной палачами пустоши, попетляла меж вербников, ворсисто покрытых гусенячьим желто-сизым пухом, и, будто намереваясь укрыться от северного дыхания, растянулась вдоль южной опушки сосняка.

Солуянов и Суртаков — группа захвата — спрятались возле самой дороги, в загустелом сосновом подсаде. По два бойца расположились справа и слева от группы захвата, на удалении до полусотни метров. Лежали почти весь день.

Под вечер пароконная повозка, сопровождаемая двумя верховыми охранниками, поравнялась с группой захвата. Суртаков выстрелил в кучера. Вслед за Суртаковым бойцы, лежавшие слева, сразили верховых. Тем временем Солуянов запрыгнул на повозку, рукоятью пистолета ударил офицера по голове. Тот, хоть и пьян был, понял, что произошло, дрожа от страха, то и дело твердил, тыча пальцем себе в грудь:

— Курт есть интендант. Фронт никс. Курт есть интендант. Фронт никс.

Никакого удостоверения личности у офицера не оказалось, и он выдавал себя за интенданта, который был призван в армию по тотальной мобилизации.

Поздно вечером Курта привели в землянку командира диверсионной группы лейтенанта Щукина. Он выслушал доклад сержанта Солуянова, взял в руки светильник — гильзу от немецкого зенитного снаряда, чтобы пристальнее всмотреться в пойманного офицера, озадаченно спросил:

— Он или не он?

— Судя по приметам, он самый. Но выдает себя за тотальщика.

— С виду и есть тотальщик. А нутро выясним завтра. Сейчас упрячьте его. Да надежнее. С караулом.

Утром, когда стало светло, в расположение десантников прибыла Аграфена. Она глянула на Курта, удивленно всплеснула руками и задохнулась от гнева, от возмущения тем, сколько бед и несчастий принес людям этот изверг, бешеный разбойник с большой дороги. Курт тоже узнал Аграфену. Большое круглое лицо его тотчас почернело, полные щеки судорожно задергались, глаза от страха сделались неподвижными.

Солуянов воспользовался паузой, на радостях возгласил:

— Кончилась игра в прятки.

Спазмы отпустили Аграфену.

Она крикнула:

— Он самый — собачий выродок! — вплотную подступила к Курту. — Ты меня узнаешь?

Курт помотал головой и приложил ладонь ко лбу, жалуясь на недомогание.

— А головой не крути! Я не крутилась, когда меня привязали к сосне.

В разговор вступил лейтенант Щукин.

— Эту женщину хотели казнить по вашему приказу? — спросил он.

— Найн. Здесь получилась какая-нибудь ошибка.

— А кто меня допрашивал? Кто меня пинал в бока, в спину, в грудь?

— Я не фашист. Я не могу бить человека.

Привели партизана, который тоже побывал на допросе у командира карательного отряда, но по счастливой случайности сумел убежать. Тот партизан узнал Курта, рассказал о его бесчинствах, назвал людей, которых по приказу карателя расстреляли, повесили, захлестали насмерть дубинками.

Десантники и партизаны срочно созвали судебное заседание и постановили расстрелять командира немецкого карательного отряда. Курт, услышав слова приговора, зарыдал. Аграфена, которой было поручено привести приговор в исполнение, отошла на положенную дистанцию, пересохшим от ярости голосом крикнула:

— Не орать! Я не орала, когда в меня впивалась проволока.

Она нажала на спусковой крючок автомата и очередью прошила грудь фашиста…

В лесах между Великими Луками и Старой Руссой десантники встретили первомайский праздник. Его лейтенант Щукин объявил нерабочим днем.

На следующий день десантники снова отправились на задание — заложить взрывчатку под железнодорожное полотно. Как обычно, разведчики действовали в голове диверсионного подразделения — они и были обязаны указать подрывникам место для работы и в случае надобности прикрывать их огнем…

Он прошел всю войну, этот мужественный человек. Вернувшись с фронтовых полей инвалидом первой группы, он не сдался, не отступил перед трудностями. Сначала закончил Челябинский железнодорожный техникум, а потом и заочно институт инженеров железнодорожного транспорта. И трудился на Южно-Уральской железной дороге. Совсем недавно не стало его среди нас, разведчика-десантника Владимира Иосифовича Солуянова, героя войны и скромного труженика послевоенных лет…

Уральский добровольческий танковый корпус формировался в начале 1943 года. Его называли «особый». Все — от вооружения до последней пуговицы на гимнастерке солдата — было приобретено на средства трудящихся Челябинской, Свердловской, Пермской областей, сделано из сэкономленного, в нерабочее время. Все, что полагается, дали солдатам. Златоустовцы даже каждому челябинцу выковали нож с ножнами.

Бывший командир артиллерийского дивизиона мотострелковой бригады, ныне гвардии полковник в отставке Сергей Иванович Худяков вспоминает:

— Приказом командующего артиллерией УралВО я был зачислен в корпус…

В прошлом рабочий Саткинского металлургического завода Худяков еще в юности увлекался стрелковым спортом, выступал за свой город в зональных соревнованиях на лучшего ворошиловского стрелка. Затем окончил артиллерийское училище. Служил в Челябинске. Участвовал в боях на Халхин-Голе. Командовал противотанковой батареей. В июне сорок первого часть, в которой служил Худяков, передислоцировалась на Кавказ. О начале войны узнали на марше и с марша их развернули на фронт.

Первый бой, первая встреча с вражеской техникой были в начале июля. На позиции ползли короткоствольные немецкие танки и бронетранспортеры с пехотой. Уверенные в легкой победе, они даже не стреляли.

— Перва-ая батаре-е-я! Фугасны-ы-ми по танкам! Втора-а-я батаре-е-я! Осколочны-ы-ми! По пехоте! Огонь! — приказал старший лейтенант Худяков с наблюдательного пункта.

Связи с третьей батареей не было. Он дал ей команду тремя красными ракетами.

Орудия открыли огонь. И немецкие танки тоже начали стрелять. Расхваленные на все лады танки. Неужели сомнут? Неужели дрогнут артиллеристы? И вот наконец один танк загорелся, потом и второй закрутился на месте. Вспыхнул бронетранспортер. Фашисты разбегались, как тараканы из опрокинутой ловушки. «Ну, что, гады, получили?» — торжествовал Худяков.