Сергей Смирнов - Девушки в погонах

— Что вы, девушка! Танкист — это чисто мужская профессия.

Она ушла удрученная, но не примирившаяся с отказом. А на другой день почта принесла письмо от сестры с тяжкой вестью — смертью храбрых погиб на войне брат Николай. На это горе Маруся реагировала не только слезами. Она села и написала письмо в Москву Михаилу Ивановичу Калинину. Через несколько дней был получен приказ принять Марию Лагунову в число курсантов.

Так среди семисот мужчин, приехавших в марте в уральский город, оказалась одна девушка. Командование учебной танковой части сначала приняло это как чью-то неуместную шутку. Но когда выяснилось, что есть распоряжение из Москвы, а сама девушка всерьез желает стать механиком-водителем танка, решили прибегнуть к уговорам.

— Поймите, это не девичья служба, — убеждали Лагунову в штабе части. — Займитесь лучше женским делом: идите работать в столовую или писарем в штаб.

Но она по-прежнему твердила, что хочет быть танкистом и идти на фронт, мстить врагу за смерть любимого брата. Тогда ей предложили ехать в один из городов. Там, мол, сейчас формируется добровольческий танковый корпус из уральцев. Маруся поняла, что это подвох — от нее просто хотят отделаться, и отказалась наотрез. Она знала: за ней стоит приказ из Москвы, и его должны будут выполнить.

Так и вышло. Два дня спустя Лагунову вызвал командир батальона майор Хонин.

— Я с тобой, Маруся, буду говорить откровенно, — сказал он. — Ты у нас первая из женского пола, и мы просто в затруднении, как к тебе подходить: служба трудна, требования к курсантам большие. Смотри уж, не подводи в учебе. А окончишь курсы, там будет видно, что с тобой делать. Пока разрешаю тебе не ходить в наряды.

Девушка даже покраснела от досады.

— Никаких исключений я не принимаю! — решительно заявила она. — А окончу курсы — отправляйте на фронт, в тылу я не останусь.

Единственное исключение — маленькая каморка, которую ей отвели в расположении части. Во всем остальном она была таким же курсантом, как и мужчины. Программа курсов была рассчитана на четыре месяца, но танкистов требовал фронт — надвигались события на Курской дуге. Уже в июне лучшим курсантам предложили сдавать экзамены досрочно. Лагунова настояла, чтобы ее включили в число выпускников. Технику она сдала на хорошо, вождение танка — на отлично. Как ни уговаривали ее остаться в полку инструктором, она не согласилась.

Танкисты приняли на заводе машины и погрузили их на платформы. Перед отправкой на фронт в заводском дворе состоялся митинг рабочих и танкистов. И Маруся Лагунова, стоя в толпе, то и дело краснела: с трибуны говорили о ее настойчивости, упорстве, требовательности к себе и называли гордостью полка под аплодисменты собравшихся.

А впереди было немало испытаний. Когда танкисты прибыли на фронт и вошли в состав 56-й танковой бригады, готовившейся к боям на Курской дуге, командование, узнав, что на одной из машин механик-водитель девушка, решило заменить ее. Марусю отстоял командир машины лейтенант Чумаков (впоследствии погибший в бою и посмертно удостоенный звания Героя Советского Союза).

— Мария Лагунова — отличный механик! — твердо заявил он. — Машиной она будет управлять в любых условиях.

Ее оставили в покое, но ненадолго. Когда танкистов нового пополнения стали распределять по батальонам и ротам, возник тот же вопрос. Командиры не могли себе представить, как это женщина поведет в бой танк. Снова начались уговоры. И опять нашелся хороший, смелый человек, выручивший девушку. Это был заместитель командира батальона по политчасти капитан Петр Митяйкин.

— Видимо, ее трудно переубедить, — сказал он другим командирам. — Не будем настаивать, товарищи. Повоюем, сержант Лагунова. Только чур, воевать хорошо! Буду за тобой следить в бою.

Она узнала, что замполит всегда идет в бой на одной из головных машин и от его зоркого взгляда не укроется никакой промах танкиста. Но она была уверена в себе.

Наконец пришел боевой приказ. Машины вышли на исходные позиции и стояли замаскированные в укрытиях: поблизости уже рвались снаряды. Сражение на Курской дуге было в разгаре.

Перед боем снова появился капитан Митяйкин, побеседовал с танкистами и напомнил Марии Лагуновой, что будет наблюдать за ней. А потом машины подвели к переднему краю, загремела артиллерийская подготовка, на броню танка вскочило человек десять автоматчиков, и лейтенант Чумаков подал команду: «Вперед!»

Она запомнила этот первый бой во всех его мельчайших подробностях. Сквозь смотровую щель она видела условленные ориентиры и вела танк по ним. До предела напрягая слух, она ловила в шлемофоне команды лейтенанта Чумакова. Слышать что-нибудь становилось все труднее: к реву мотора прибавились гулкие выстрелы их танковой пушки и трескотня башенного пулемета. Потом немецкие пули забарабанили по броне, и она перестала различать в наушниках голос командира. Но Чумаков оказался находчивым и стал командовать знаками.

В щель было видно, как наши танки утюжат траншеи противника. Маруся впервые увидела бегущие фигуры гитлеровцев в серо-зеленых френчах. Но вот пули застучали по броне особенно часто и звонко, и лейтенант хлопнул ее по правому плечу. Она резко развернула танк вправо и совсем близко увидела блиндаж, из которого в упор бил пулемет. Тотчас же последовал толчок в спину, и она нажала на акселератор. Бревна блиндажа затрещали под гусеницами — она не слышала, а как бы почувствовала это.

Стрельба постепенно стала стихать. Лейтенант приказал остановиться. Прежде чем Маруся успела открыть люк, кто-то откинул его снаружи и за руку вытянул ее из машины. Это был капитан Митяйкин. Она еще плохо слышала, и он кричал, нагнувшись к ее уху:

— На первый раз хорошо получилось. Молодец, Лагунова!

После этого были другие бои, и тяжелые, и легкие, она видела, как горят машины товарищей, плакала над могилами боевых друзей. Войска шли все дальше на запад, через Сумскую, Черниговскую и, наконец, Киевскую области. За плечами Лагуновой было уже двенадцать атак.

Однажды к Марии обратился капитан Митяйкин:

— Давай, Лагунова, пойдем вместе в атаку.

Он никогда не забывал своих обещаний и 28 сентября 1943 года, в день нового боя, оказался в машине лейтенанта Чумакова. Его веселый спокойный голос раздался в шлемофонах членов экипажа:

— Маруся, мы должны быть первыми! Давай вперед!

Сначала все шло хорошо. Командовал танком капитан, а лейтенант Чумаков встал к пулемету. Они первыми ворвались на позиции фашистов, и Маруся видела, как разбегаются и падают под пулеметным огнем гитлеровцы.

— Дай-ка чуть правей, — скомандовал Митяйкин. — Там немецкая пушечка нашим мешает, прихлопнем ее.